Эмиграцию 70-х – начала 80-х гг. сменила «перестроечная» волна покидающих навсегда русскую родину. Ее чаще всего называют экономической эмиграцией. Тем не менее мотивы покидающих ныне Россию условно принято делить на производственные (научные, творческие) и сугубо экономические. Динамика численности четвертой эмиграции выглядит так: 1985 – 6100, 1987 – 39 189, 1988 – 108 189, 1989 – 239 994, 1990 – 453 600. В 90-е годы Россию ежегодно покидали в среднем 100 000 человек. По данным Госкомстата, средний возраст отъезжающих – 30 лет, 2/3 из них – мужчины, 34% - служащие, 31% - рабочие, 2% - колхозники, 4% - учащиеся, 25% - незанятое в производстве население и пенсионеры. Показательно, что среди подавших заявление о выезде, 99,3% граждан не владели никакими языками, кроме русского.

Растущая интенсивность потока эмигрантов четвертой волны, начиная с 1985-86 гг. во многом определяется политической нестабильностью в стране, распавшейся на независимые государства, в ряде которых имеют место кровавые вооруженные конфликты. Немалая часть эмигрантов покидает отечество в связи с общим ухудшением экономического положения – в поисках свободной реализации своих сил и способностей, достойно оплаты своего труда, новых возможностей для творчества и предпринимательства.

Выделяют четыре типа эмигрантов, уезжающих по «творческим» причинам: первая группа – это «элита» – 1% известных ученых, которым за рубежом предлагают лаборатории и институты; вторая группа – те, кто рассчитывает на помощь родственников за границей; третья – отъезжающие «по справочнику», т.е. сами подыскивают место работы, еще находясь на родине, и четвертая – уезжающие по принципу «все равно куда, здесь будет еще хуже». Из всех уехавших примерно половина устраиваются работать за рубежом по специальности. Больше всего уехало физиков, за ними следуют математики, биологи, другие представители точных наук, а также – врачи, лингвисты, музыканты, артисты балета. Все они сравнительно легко «вписываются» в жизнь за рубежом. За рубеж выезжают не только те, кого там «ждут». По экономическим мотивам Россию покидают лица, которые просто страдают от материальной нестабильности.

Четвертая волна эмиграции - первая после революции добровольная и, не в пример предыдущим, более легкая эмиграция граждан России. С 1 января 1993 г. в России вступил в силу новый закон о порядке выезда за рубеж, дающий право любому российскому гражданину в течение пяти лет выехать в любое время и в любую страну без предварительного разрешения – визы, причем по любым основаниям. Принятие такого закона в России полностью соответствует нормам международного права, которое провозглашает «право покидать любую страну, включая собственную, и возвращаться в нее». В это же время и в США был принят новый эмиграционный закон, направленный на возрастание притока квалифицированных специалистов из стран Восточной Европы, в особенности, из Российской Федерации.

Самой притягательной страной большинству русских эмигрантов четвертой волны казались и (продолжают казаться) США. Согласно данным Н.Фрейкман-Хрусталевой и А.Новикова, большая часть эмигрантов «четвертой волны», приехавшие из Одессы, Молдавии, небольших украинских городков и местечек – люди невысокой квалификации, без знания языка, предпочитали селиться вместе в районе Бруклина, в Нью-Йорке, устраивались торговцами, мелкими служащими. В таких районах, являющих собой слабые аналоги знаменитых китайских или арабских кварталов столиц всего мира, практически не услышишь английского языка, зато встретишь разнообразные диалекты русского, еврейский, реже украинский языки. Даже негры, живущие в этих районах, и дежурные полицейские знают немало русских слов. Встречаются обитатели этих районов на скамейках бульваров и набережных, и, главным образом, в ресторанах с красноречивыми названиями: «Одесса», «Приморский», «Москва», «Кавказ». Атмосферу этих заведений хорошо передал корреспондент «Московских новостей»: «На стосковавшегося по Родине повеет там неуловимым духом советского общепита; его непередаваемый вкус в цыпленке табака и салате «Столичный» увлажнит слезами небо (повара-то выучки нашей, из кулинарного техникума); а когда грянет ансамбль, советский ВИА, и не станет слышно соседа (да клубы сигаретного дыма, да принесут не то, что заказывал, да обсчитают), то ощущение Родины так сожмет горло, так нахлынут воспоминания… Короче – тем, кому жаль (а кому не жаль?) своей молодости в Советской России (а в какой еще, интересно, она была у всех нас?), надо ехать в любой из двух десятков русских ресторанов на Брайтоне…»

Вообще, историю и быт России ХХ века вполне можно изучать по ресторанам Русского Зарубежья – от парижского «Максима» до Нью-Йоркских «Одессы» и «Кавказа». И не только по ресторанам – по семейному укладу, особенностям речи и психологии, привычкам, традициям, песням, русским книгам. То, что в России выбрасывается наследниками на помойку, в эмиграции чаще всего бережно сохраняется. Так что русская эмиграция – это хранилище и вместилище прошедшей русской жизни.

Однако, далеко не все русские эмигранты четвертой волны ностальгируют по кабакам в своеобразных русско-еврейских гетто Америки. Небольшая, но очень активная и наиболее квалифицированная часть – программисты, врачи, ученые – растекаются по всей Америке (предпочитая университетские городки, лаборатории, библиотеки, научно-исследовательские центры Вашингтона, Бостона, Сиэтла, Нью-Йорка) и очень интенсивно, напряженно работая, намного успешнее вписываются в новую среду. Это дается не сразу, многие ученые, например, в ожидании признания (конвертации) своего кандидатского или докторского диплома, полученного в России, устраиваются работать продавцами или посудомойками, накапливая социальные навыки и опыт американской жизни, изучая язык, потом-таки находят работу по специальности и многие в течение пяти-семи лет делают энергичный рывок, достигая устойчиво-высокого служебного и материального положения.

Разумеется, новая жизнь в совершенно других условиях требует от них резких адаптационных изменений в представлениях о жизни и своем месте в ней, в привычках и навыках общения, в отношении к труду, практически - изменения всего психологического строя личности. Ниже приводятся выдержки из рассказа эмигранта-еврея из СССР, опубликованного в израильской газете «Глобус»:

«С чего начинает иммигрант в Америке, едва обосновавшись на новом месте? Однозначно – с поисков работы. Множество проблем возникает перед ним – и старый, «советский», опыт не поможет в их решении. У них есть время перевести дух, подучиться в первую очередь языку, но и профессии тоже (здесь имеется в виду, что еврейским беженцам платили денежное пособие, русские же эмигранты жили на деньги, вырученные от продажи своих квартир в России – Н.Л.)…с первых же дней подобного поиска надо напрочь забыть любые профессиональные амбиции – какую бы престижную специальность и какую бы прекрасную карьеру вы до этого дома не имели. Все это- не более чем вредные для вашего самолюбия и душевного спокойствия воспоминания оттуда.

После приезда в город Феникс (штат Аризона), мы, группа беженцев, обходили в поисках работы квартал за кварталом, улицу за улицей. Через пару недель повезло одному из нас – его взяли в небольшую пекарню. Еще через несколько дней двух женщин оформили горничными в отель, потом кто-то устроился помощником повара в ресторан, кто-то – рабочим в автомастерскую. При этом все трудоустроившиеся были люди с высшим образованием, специалисты с опытом – педагоги, инженеры, химик, журналист и даже бывший сотрудник внешторга. Это я к тому, что если кто-нибудь из читателей презрительно скривит губы (мол, нашли чем гордиться – на грязную работу устроились), то с таким критиком мне говорить не о чем – пусть приедет и сам попробует сразу определиться в инженеры, а потом мы вместе с ним над этим посмеемся.

Кстати, важный психологический момент: забудьте о стеснительности, деликатности и прочих отечественных привычках или масках. Не бойтесь как можно чаще беспокоить менеджера или хозяина бизнеса вопросом: как там обстоит дело с моим заявлением, не появились ли вакансии? Подобная настойчивость расценивается как огромное желание работать именно в этом месте. Я провел небольшой опрос среди знакомых иммигрантов: кто как устроился в США? Оказалось: более 60 процентов нашли место именно благодаря настойчивым поискам «ногами» в первые четыре-пять недель по прибытии. В общем, прямая зависимость: чем больше ищешь, тем чаще находишь».

Я уже писала о психологических особенностях, отличающих третью и четвертую волну эмиграции от первой (и даже второй): потребности в самооправдании через отрицание России и изменений в ней. Это же было подмечено литературоведом Людмилой Сараскиной, работавшей несколько семестров в одном из провинциальных университетов Америки у «славистов» из числа эмигрантов четвертой волны. По ее мнению, эти люди бравировали свои невежеством, возводя его в некий символ окончательного разрыва с прежним обществом. Им нравилось (мне кажется, здесь вернее – было жизненно необходимо) не знать, не читать, не слышать о том, что там (выделено мной – Н.Л.) продолжается и история, и литература…в отличие от эмигрантов «первой волны», они хотят стряхнуть с себя все, что напоминает о России – язык, патриотизм, традиции, стать стопроцентными янки, как окружающие американцы (знакомые мне американцы шутили что некоторые недавние русские эмигранты – большие американцы, чем они сами – Н.Л.). Но, с другой стороны, положение обязывает, студенты задают вопросы, приходится хотя бы поверхностно следить за тем, что происходит в России. Хотя внутренне они убеждают себя, что русская культура, литература кончились в год их отъезда из России…

А свой отъезд они пытаются представить как политический акт, вызов властям, хотя лишь очень небольшое меньшинство действительно испытывало гонения – невозможность печататься, выставляться, преподавать. Но как раз эти люди, как например, художник Михаил Шемякин или музыкант Мстислав Растропович, сохраняют теснейшие духовные связи с Родиной. Большинство же перебравшихся в Америку на постоянное место жительства просто ищут счастье в другой стране, и это их полное право, с ним следует считаться, оно ни в коей мере не заслуживает осуждения, но и не следует превращать его в поступок, имеющий идеологический или политический смысл.

Не случайно четвертая волна эмиграции и в США, и в Германии не выдвинула сколько-нибудь значительных идей и имен, обогативших русскую гуманитарную, в том числе и художественную культуру.

«Четвертую эмиграцию» иногда называют еще «утечкой мозгов». Термин этот появился на рубеже 40-50х гг. для обозначения массового выезда как студентов, так и научных работников из стран Западной Европы (ФРГ, Англия), и в особенности из стран Азии, в США, где существовали более благоприятные условия для творческой научной деятельности и обеспечивался высокий статус ученого и инженера. Так, из Европы выехало, в целом, более 100 тыс. квалифицированных специалистов, из развивающихся стран 500 тыс. С конца 80-х –начала 90-х годов в этот процесс включилась и Восточная Европа. Из этих государств в 1986-90 гг. эмигрировало около 1,5 млн. человек, среди которых велика доля научных и инженерно-технических работников.

Из России только в одном 1992г., по данным ГУВИР МВД эмигрировало более трех тысяч ученых и преподавателей (из них докторов наук – 22%, кандидатов наук – 46%). Возрастная структура: до 30 лет – 12%, от 30 до 45 лет – 74%. Особенно чувствителен для отечественной науки отъезд специалистов ведущих отраслей наук. Так, из России на Запад выезжает 25% от числа ежегодного выпуска математиков и программистов, уже уехало 48% физиков-теоретиков и 12% физиков – экспериментаторов, 500 высококлассных специалистов потерял Институт космических исследований. Цифры потерь растут с каждым годом.

Одной из структурных форм интеллектуальной эмиграции является выезд за рубеж по временному контракту. Хотя эта форма теоретически могла бы способствовать переносу зарубежного опыта в отечественную науку, этого чаще всего не происходит, поскольку российские ученые предпочитают оставаться за рубежом и после окончания временного контракта. Такая тенденция характерна для специалистов в области биологических наук (биофизика клетки, генетика, биоорганическая химия). Ученые из России, как правило, ценятся за рубежом, благодаря их высокому творческому потенциалу.

Анализ интеллектуальной эмиграции провели российские социологи И.Болотин и С.Попов. Согласно их данным, на «утечку мозгов» оказывает решающее воздействие не только низкий уровень оплаты труда ученых, но и неудовлетворительные возможности реализации своего творческого потенциала на родине, в числе которых:

• низкий уровень научно-информационного обеспечения теоретических исследований и разработок, отсутствие современного научного оборудования, необходимого для проведения исследований;
• недостаточное финансирование науки, слабое материально-техническое обеспечение исследовательского процесса, крайне медленное внедрение результатов научных исследований в производство, неадекватная материальная и моральная оценка труда ученых;
• незащищенность прав собственности на продукты интеллектуального труда, скудность материальных и других возможностей для свободного общения со своими зарубежными коллегами;
• ограниченный доступ для талантливых молодых ученых с периферии к крупным научным центрам, сконцентрированным в больших городах.

Конечно, современный массовый отъезд российских ученых на Запад встречает непонимание со стороны русских эмигрантов – беженцев, особенно эмигрантов первой волны. Замечательно о России и об эмиграции сказал в 1993г. всемирно известный физик, лауреат Нобелевской премии Илья Пригожин, увезенный из России в 1921г. четырехлетним мальчиком: «Родители многое сделали, чтобы мы, дети, помнили, откуда мы родом. У меня, например, до 12 лет всегда был учитель русского языка. Но если для моего старшего брата Александра, ставшего известным орнитологом, родной язык оставался первым, то со мной этого уже не произошло. И открытие мною России было в юности во многом умозрительным. Я несколько раз открывал для себя Родину. Первое, еще в детстве, открытие – знакомство ее великой культурой, литературой, музыкой, живописью. Второе - изучение истории России, в которой не может не потрясти ее непохожесть на европейскую историю, контраст между трагичными, кровавыми, дикими страницами и стремлением необычайно талантливого народа, подарившего миру столько гениев, жить «по правде, по совести». Третьим открытием был первый приезд в Москву.

Но многое – говорит Пригожин, - я просто не понимаю. Например, повальное стремление ученых уехать на Запад. Это же утопия! Запад может принять очень ограниченное число эмигрантов. К тому же, если бы произошло тотальное крушение науки и культуры в России, это было бы непоправимой катастрофой для всей мировой цивилизации. На Западе дальновидные умы это понимают. В самой России, к сожалению, далеко не все. Но я все же по-прежнему верю в великое будущее России и ее науки».

Здесь мы подходим к очень важной мысли - для настоящего творчества (в науке, в искусстве ли) очень важна духовная сторона личности творца. Духовность невозможна вне культурной, национально – культурной духовности, ибо она дана человечеству именно в этой форме. Это – колыбель развития личного духа, и очень важно, чтобы национальная духовность входила в личность ребенка с первых лет его жизни. Когда этого не происходит ни в детстве, ни потом, во взрослой жизни, трудно надеяться на то, что такой человек создаст что-то по-настоящему ценное для человечества. Более того, очень трудно ожидать, что такой человек будет восприимчив к созданиям инонационального духа, творениям других мировых культур. Лучше всего относительно важности национальных корней в жизни человека написал глубокий русский философ - эмигрант Иван Ильин.

По Ильину, существует закон человеческой природы и культуры, согласно которому все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада, поэтому философ предостерегает, что "национальное обезличение есть великая беда и опасность в жизни человека и народа". Родина (т.е. осознанная этническая или национальная принадлежность - Н.Л.), по мнению Ильина, пробуждает в человеке духовность, которая может и должна быть оформлена как национальная духовность. И только пробудившись и окрепнув, она сможет найти доступ к созданиям чужого национального духа. Любить родину, по Ильину - значит, любить не просто "душу народа", т.е. его национальный характер, но духовность его национального характера. "...Тот, кто совсем не знает, что такое дух, и не умеет любить его, тот не имеет и патриотизма. Но тот, кто чует духовное и любит его, тот знает его сверхнациональную, общечеловеческую сущность. Он знает, что великое русское - велико для всех народов; и что гениальное греческое - гениально для всех веков; и что героическое у сербов заслуживает преклонения со стороны всех национальностей; и то, что глубоко и мудро в культуре китайцев или индусов, - глубоко и мудро перед лицом всего человечества. Но именно поэтому настоящий патриот не способен ненавидеть и презирать другие народы, потому что он видит их духовные силу и их духовные достижения".