Размышляя о будущем России и русских, А.Солженицын пишет: «Давние черты русского характера – какие добрые потеряны, а какие уязвимые развились – они и сделали нас беззащитными в испытаниях ХХ века. И наша всегдашняя всеоткрытость – не она ли обернулась и легкой сдачей под чужое влияние, духовной бесхребетностью?» Но мало лишь восстановить народное здоровье, считает Солженицын, «нам – чтобы что-то значить среди других народов – надо суметь перестроить характер свой к ожидаемой высокой интенсивности XXI столетия. А мы за всю свою историю – ой не привыкли к интенсивности».

С последним можно поспорить, ибо вся история формирования государства Российского потребовала такой интенсивности, такого напряжения сил, которое и не снилось Западу. Не говоря уж о колоссальных и предельно интенсивных тратах народных сил на массовых советских стройках и в страшных войнах этого столетия. Другой вопрос – с какими ценностями, какими качествами характера входят русские люди в неизведанный поток XXI столетия?

Будучи в сильной степени неудовлетворенной результатами исследования Шварца и Барди в России в начале 90-х годов, а также - их интерпретацией, я в 1999г. повторила это исследование в Пензе, Москве и Санкт-Петербурге. Результаты его отличались от полученных Шварцем в 1992 г. Оказалось, что наши студенты на сегодняшний день уже опережают своих западных сверстников в таких ценностях как Мастерство и Интеллектуальная Автономия. Это свидетельствует о том, что молодые поколения россиян готовы к напряженному труду, имеют прекрасный творческий, преобразовательский потенциал. Главное – создать условия для его реализации. Возможно, мы стоим на пороге большого экономического рывка, если сумеем найти свой путь, на основе своих ценностей, придав экономическому развитию иной, отличный от Запада, смысл и ценность.

Хороший пример на этом пути - так называемые «азиатские тигры», страны Тихоокеанского региона, в культурном отношении резко отличающиеся от Запада. В период с 1965 по 1987 годы в 23 странах Дальнего Востока психологами была выявлена высокая корреляция между ценностью «Конфуцианское Трудолюбие» (терпение, желание интенсивно работать на долговременный результат) и ростом ВНП на душу населения. При этом страны, показавшие наиболее высокий экономический рост, имели наивысшие показатели но «Конфуцианскому Трудолюбию» в этот период. В данном случае культурные ценности явились причиной экономического роста.

С другой стороны, разве экономическое развитие – главное предназначение человечества? Здесь уместно привести высказывание современного русского философа, автора третьей главы этой книги, М.В. Назарова: «Честно говоря, если учесть особенности русского характера (не слишком стремящегося к благополучию и к рациональной организации жизни), не особенно верится, что Россия когда-либо станет лидером экономического прогресса. Но, может быть, задача России в этом и не заключается. Как писал В.Соловьев, «такой народ … не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а только сообщить живую душу, дать жизнь и цельность разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с вечным божественным началом» («Три силы»). Может быть, такой народ способен приблизиться к идеалу негедонистического общества, когда «общественный пирог» будет не самоцелью, а необходимым средством для достойной человека жизни? И, может быть, начиная в каком-то смысле с нуля, нам будет даже проще ориентироваться на экологически чистую и социально уравновешенную рыночную экономику, которая служила бы человеку, а не порабощала бы его ставкой на непрерывный рост материального потребления?..»

Далее, выявленная в нашем исследовании невысокая ценность Равноправия и относительно высокая ценность Иерархии у молодых россиян свидетельствует о том, что ценности демократии в западном понимании не привились, хотя и оказали некоторое влияние. Это говорит о том, что нам предстоит пройти серьезное духовное испытание богатством и имущественным неравенством, нам всем – и внезапно разбогатевшим, и внезапно обнищавшим. Где взять правильный взгляд на это? Где найти опору и силы, чтобы не впасть в духовное разложение и неминуемую смерть, в одном случае, и в бессилие и отчаяние, в другом?

Ответ тот же - в нашей культуре. О том, как в ней решается дилемма личного богатства и благочестия, хорошо написано в статье М.М.Громыко «Отношение к богатству и предприимчивости русских крестьян XIX века в свете традиционных религиозно-нравственных представлений и социальной практики»: «Трудно богатому войти в Царство Небесное – эти слова из Евангелия (Мф., 19, 23) знал каждый русский человек. Трудно – но возможно. От человека, оказавшегося по своей ли воле или в силу обстоятельств богатым, требовались особые усилия на пути благочестия… Богатство, сочетаемое с щедрыми пожертвованиями в храмы и монастыри, с личным молитвенным подвигом, вызывало неизменную положительную оценку в глазах основной массы русских людей. Большое значение придавали при этом источникам богатства – какими способами оно было изначально накоплено. Человек, обнищавший из-за своей лени, не вызывал сочувствия; предпочтение отдавали тому, кто разбогател в результате своего трудолюбия. «Ленивая рука делает бедным, а рука прилежных – обогащает», «собирающий во время лета – сын разумный, спящий же во время жатвы – сын беспутный» - притчи Соломона были едва ли не самой популярной книгой Ветхого Завета в народе».

Но при этом (и это очень важно помнить и понимать) русские крестьяне никогда «не забывали, что «доброе и худое, жизнь и смерть, бедность и богатство – от Господа». Правильная установка была такая: «человек не должен сам стремиться к богатству, не должен заботиться о приобретении его: он трудолюбиво и разумно выполняет свое дело, а Господь, если должно, пошлет ему богатство, и тогда-то нужно, не надмеваясь (не гордясь) ни в коем случае явившимся богатством, употреблять его на добрые дела… » Эти люди стремились в своей жизни познать и исполнить волю Божию о себе (не это ли называется в современной психологии высшей потребностью в самоактуализации? – Н.Л.). Они услышали и исполнили в своей жизни принцип «Ищите прежде всего Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». «И прилагалось. Приходило ли богатство, уходило ли – не это было для них главным. «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе».

Не о нас ли, живущих в России, в последнее десятилетие ХХ века, эти слова – как внезапно богатевших, так и внезапно терявших все свои сбережения – да не по разу, а каскадом, так, чтобы насмерть выучить простой урок – не думать о материальном, не порабощать им душу, не копить впрок... А выучивали другое: не верить никому - ни правительству, ни частным владельцам, ни банкирам – никому. А верить – надо, верить хочется, ибо доверие, доверчивость – одно из базовых свойств русского характера. М.М.Громыко пишет, что «в русской крестьянской среде было стремление сохранить нравственный подход в деловых отношениях, не заменять его голым расчетом или юридическими формальностями. Денежные сделки заключались без скрепления формальными актами, верили друг другу на слово, деньги в долг давали на срок и без срока – всегда без процентов…Крестьяне считали, что не уплатив долга на земле, не будешь развязан с земною жизнью на том свете. Поэтому, если должник долго не платил, то давший ему ссуду, грозил стереть запись о долге (соседский долг записывался обычно мелом), т.е. лишить его возможности расплатиться. Должник кланялся и просил не стирать свидетельства о долге».

С точностью до наоборот в сегодняшнее время – когда толпы простых заимодавцев дежурят у порогов контор и банков, обманувших их доверчивость, кляня себя в душе последними словами за эти рудиментарные остатки крестьянской веры в совесть и порядочность богатых людей. И до какой степени нужно быть чуждым взрастившей тебя культуре, позволяя себе цинично и расчетливо наживаться на этой национальной простоте и доверчивости.

Утеряно ли безвозвратно все то, что описано выше, как исконные черты национального характера. Нет, для кого к счастью, а для кого – и к сожалению. Более того, я склоняюсь к мысли, что «этническая картина мира» или «цивилизационный код» той или иной культуры – величина в каких-то основных, главных, параметрах – константная и жесткая. При угрозе утраты этой этнокультурной самотождественности, этническая культура мобилизует все свои силы на сопротивление, вплоть до гибели последнего своего носителя. Поэтому изменить «цивилизационный код» России, как мечтает З.Бжезинский, вряд ли удастся.

В 2000 г. я продолжила исследование ценностей и мотивации личности современного русского человека с помощью метода исследования ценностей С.Шварца на индивидуальном уровне.

Основываясь на ценностях, найденных в религиозных и философских трудах в разных культурах, Шварц сгруппировал все ценности в десять различных типов мотивации поведения человека, основанных на главной цели: Власть, Достижение, Гедонизм, Стимулирование, Саморегуляция, Универсализм Благосклонность, Традиция, Конформность, Безопасность.

Результаты исследований по всему миру подтвердили универсальность этой структуры во всех культурах, но у каждой культуры есть своя специфика расположения этих типов мотивации в общей структуре мотивов личности.

На основании корреляционного, факторного и структурного анализа результатов исследования мы построили следующую структуру динамических отношений типов мотивации человека в русской культуре (см. рис.1)

Итак, у нас выделились следующие классические мотивационные блоки: Достижение, Власть, Конформность, Традиция, Саморегуляция и 2 блока, отличающихся от теоретической модели – (Стимулирование + Гедонизм); (Универсализм + Благосклонность + Безопасность). Рассмотрим эти мотивационные блоки ближе.

Мотивационная цель блока «Гедонизм» обозначается С.Шварцем как удовольствие, чувственное наслаждение. Мотивационная цель блока «Стимулирование» определяется как новизна и состязательность в жизни, необходимые для поддержания оптимального уровня активности организма. При слиянии этих мотивационных типов в один, можно определить мотивационную цель нового блока как – переживание удовольствия от новизны и состязательности для поддержания оптимального уровня активности организма.

Что это для русской культуры? Это тяга к риску, это азарт и бесшабашность, это страсть первопроходца, это надежда на удачу при отсутствии всяких шансов. Это любовь к переменам, поиск нового, поиск приключений (в основном, на свою голову). Есть еще одно выразительное русское слово, близкое по смыслу к этому состоянию – забубенность.

Это и хорошо знакомое со школы: «И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закрутиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери все!», - его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное?…». Это и знаменитое русское «авось» - т.е надежда на то, что «пронесет, вывезет» – надежда на что-то, находящееся за пределами разума и расчета. Это и беззаветная отвага русского солдата, это и любовь русского человека к крайностям. Это и страстная энергия русского таланта.

Это и тяга к спиртному, в которой заключена психологическая потребность активации наслаждения жизнью, которое затухает в череде будней. И.Бунин в «Жизни Арсеньева» вспоминает, как его отец, орловский помещик говаривал после двух-трех рюмок водки: «Нет, отлично! Люблю выпить! Замолаживает!» Замолаживает – это слово употреблялось когда-то на винокурнях, и человек выпивший хотел им сказать, что в него вступает нечто молодое, радостное, что в нем совершается некое сладкое брожение, некое освобождение от рассудка, от будничной скованности и упорядоченности. Мужики так и говорят про водку: «Как можно! От ней в человеке развязка делается!». Знаменитое «Руси есть веселие пити» вовсе не так просто как кажется. Не родственно ли с этим «веселием» и юродство, и бродяжничество, и радения, и самосжигания, и всяческие бунты – и даже та изумительная изобразительность, словесная чувственность, которой так славна русская литература?».

В самой сути своей этот мотивационный блок выражает потребность каких-то благих перемен, потребность чуда, жажду праздника. Об этом опять таки лучше всего сказал Бунин: «Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, - не просто наслаждения, а именно упоения, - как тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд!» А далее идут очень важные слова, объясняющие деятельность, вызываемую такого типа мотивацией: «Россия в мои годы (рубеж Х1Х и ХХ веков – Н.Л.) жила жизнью необыкновенно широкой и деятельной, число людей работающих, здоровых, крепких все возрастало в ней. Однако разве не исконная мечта о молочных реках, о воле без удержу, о празднике была одной из главнейших причин русской революционности? И что такое русский протестант, бунтовщик, революционер, всегда до нелепости отрешенный от действительности и ее презирающий, ни в малейшей мере не хотящий подчиниться рассудку, расчету, деятельности невидной, неспешной, серой? Как! Служить в канцелярии губернатора, вносить в общественное дело какую-то жалкую лепту! Да ни за что – «карету мне, карету». Узнаете, читатель? Оказывается, это все сидит в нас, определяет наши поступки и даже нашу историю. Судя по этой страстности, брожению, неуспокоенности, жажде упоения и саморасточительности мы народ еще молодой, себя не берегущий.

Этот мотивационный блок мы назвали «Пассионарность».

Следующий новый мотивационный блок очень необычен. Здесь соединились «Безопасность», «Благосклонность (склонность к добру)» и «Универсализм». Мотивационной целью «Безопасности» является стабильность, безопасность и гармония общества, семьи и самого индивида. «Благосклонность» преследует цель поддержания и повышения благополучия людей, с которыми человек находится в постоянном контакте и поддерживает личные отношения. «Универсализм» имеет своей целью понимание, признательность, терпимость и поддержание благополучия всех людей и природы, или альтруизм. Таким образом, суть ведущего типа мотивации индивида в русской культуре можно выразить так: для достижения общего блага (а это, несомненно, высшая цель) необходимо стремиться понимать других, ограничивать и смирять себя, и от этого будет хорошо всем – и ближним, и дальним. Т.е. гармония и благополучие общества и любимых людей строится на нашем доброделании и самоограничении. И это понимается как высший закон устроения мира, и в этом – принятие и оправдание добра как основы мироздания. Мир без добра - мир неправильный, ненастоящий. Это – основа основ русского мировоззрения и русского национального характера.

Вот как пишет об этом русский этнограф М.М.Громыко: «Исключительно широкое и устойчивое распространение среди русских имели взгляды и поступки, связанные с состраданием, сочувствием, оказанием помощи в самых разнообразных ее видах. Это была целая система воззрений, основанных на евангельских идеях любви к ближнему и помощи ему; бескорыстной отдачи просящему больше чем он просит; самоотверженной готовности положить жизнь за други своя. Это – система взглядов, но в то же время – это и черта национального характера: органичная потребность делать добро (выделено мной – Н.Л.), столь естественная, что не воспринимается как ни дающим, ни принимающим, как что-то особенное, а зачастую даже не бывает замечена. Более того, особенно почиталась среди верующих русских людей «тайная милостыня»: «лучше всего делать это незаметно, безымянно, чтобы тот, кому оказывается милость, не мог поблагодарить, не знал бы своего благодетеля, иначе это доброе дело может не быть зачтено человеку на небе, так как он получил уже награду на земле».

Оказывается, обычай «тайной милостыни» не ушел до конца из русской жизни и сегодня. Согласно записям этнографа Л.А.Тульцевой, сделанным в Рязанской области, старики отмечали, что тайную милостыню некоторые люди делают и до сих пор, хотя как общее правило отмечали: «сейчас не как раньше: сейчас мы дадим да похвалимся. А хвалиться нельзя. Раньше часто приносили тайную милостыню». Но что особенно интересно, ценность этого тайного (значит, особенно чистого, бескорыстного доброделания) старики передавали как главный наказ своим детям. Так, по данным Л.А.Тульцевой, жительница одной из деревень Рязанщины цитировала совет своей матери: «Девки! Не копите, не копите ничего, - все прах. Делайте тайные милостыньки!».

Доброта русского народа, по мнению Н.О.Лосского, высказывается и в отсутствии злопамятности. «Русские люди», по словам Достоевского, «долго и серьезно ненавидеть не умеют». Отсюда органичное неприятие русским человеком мести, что часто рождает непонимание и даже презрение со стороны многих народов, у которых месть обидчику является важной частью обычного (т.е основанного на обычаях) права. В основе этого неприятия мести лежит отношение простого народа к преступникам как к «несчастным» и стремление облегчить их участь, хотя при этом есть осознание того, что преступник заслуживает наказания. «Без всяких философских теорий народ сердцем чует, что преступление есть следствие существовавшей уже раньше порчи в душе человека, и преступный акт есть яркое обнаружение вовне этой порчи, само по себе уже представляющее кару за внутреннее отступление от добра (выделено мной – Н.Л.)». Доброту русских солдат по отношению к неприятелю не раз отмечали и иностранцы.

По мнению Р.Лосского «доброта – одно из основных свойств русского народа; поэтому даже и бесчеловечный режим советской власти не искоренил ее. Об этом свидетельствуют иностранцы, наблюдавшие жизнь в СССР. Австрийский немец О. Бергер, бывший в России в плену в 1944-49гг., написал книгу «Народ, разучившийся улыбаться». Он говорит, что, живя вблизи Можайска, пленные поняли «какой особый народ русский. Все рабочие, а особенно женщины относились к нам, как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам».

Особенность доброты русского человека в том, что она чужда сентиментальности, т.е наслаждения своим чувством и фарисейства, это - «жизнь по сердцу», т.е. подлинное, сердечное отношение к другому человеку. Как пишет Н.Лосский: «жизнь по сердцу» создает открытость души русского человека и легкость общения с людьми, простоту общения, без условностей, без внешней привитой вежливости, но с теми достоинствами вежливости, которые вытекают из чуткой естественной деликатности. «Жизнь по сердцу», а не по правилам выражается в индивидуальном отношении к личности всякого другого человека. Отсюда в русской философии вытекает интерес к конкретной этике в противовес к законнической этике. Примером может служить «Оправдание добра» Вл.Соловьева, книга Вышеславцева «Этика Фихте», Бердяева «Назначение человека», Н.Лосского «Условия абсолютного добра»

Этот фактор мы назвали «Добротолюбие». По смыслу он, как нам кажется близок к знаменитой, подмеченной Достоевским у Пушкина «всемирной отзывчивости» русских. Стержень этого добротолюбия, его живая, питающая сила, – конечно же, православие.

Итак, пространство мотивации русского человека, по данным нашего исследования, зиждется на двух мощных основаниях: любви к добру, стремлении делать добро и тяге к риску, загулу, безудержной вольнице. «Пассионарность» и «Добротолюбие» находятся на противоположных концах основной оси структуры «Ценности, выражающие интересы индивида - Ценности, выражающие интересы группы». Таким образом, получается, что поиск новизны и состязательности в жизни для удовлетворения биологических потребностей и переживаемого при этом удовольствия несовместимы с поддержанием и повышением стабильности, безопасности и благополучия своего собственного, своей семьи, общества и природы. И русское «Добротолюбие» – это выработанная православной культурой (очень мягкая и любящая!) узда на русскую «Пассионарность», не будь которой, русский человек разрушил бы вокруг себя все, а самого себя - в первую очередь. Так человеческая культура ограничивает и одновременно спасает человеческую природу.

Итак, на мой взгляд, русский национальный характер в своих базовых основах мало изменился за это страшное столетие- все та же жажда чуда и страстная готовность послужить идее всеобщего блага. Самое главное – чем наполнить эту потребность в великой, мессианской идее, - ведь русский человек на малое не согласен. И это, пожалуй, уже без иронии – это, как я теперь понимаю, подспудное знание русского народа о своей особой миссии. Именно на этой идее – жертвенного служения миру, спасения мира – ярче всего раскрывался русский национальный характер, поднимаясь до высот духовного подвига и самоотречения. На этой черте национального характера страшно и почти органично паразитировал великий соблазн ХХ века – коммунистический тоталитаризм, унесший не только жизни лучших русских (и всех российских) людей, но и запутавший умы и опустошивший души на многие десятилетия. Так, что и сейчас многие в России мечтают о его реставрации.

Много еще можно вспомнить соблазнов и окольных дорог, по которым может повести нас наш такой удивительный и непознанный нами самими национальный характер. Но нет у нас времени на окольные пути и ошибки. Нет и такого количества детей, чтобы отдавать их на съедение очередному чудищу. Да и Бог, уча и вразумляя нас, ждет и от нас движения навстречу, хотя бы минимального труда понимания.

Для нас сейчас главное - быть или не быть? Познать свои этнокультурные особенности во всей их гамме и полноте, принять, полюбить и заставить работать на важные и долговременные цели, или шарахаться от показанного в кривом чужом зеркале искаженного собственного облика в страхе и презрении, завидовать другим, богатым и успешным странам, отправлять своих детей на Запад, доживая свои годы в нищете и унынии, да в бесконечных сепаратистских войнах с пассионарными иноэтничными областями, бегущими от дряхлого и бессильного русского центра? Как выразилась моя нереализовавшаяся в новых условиях подруга: «Россия – это зона, как в «Сталкере». Сюда можно приезжать на охоту, на рыбалку, за грибами, но жить здесь нельзя».

Жить в России во все времена – особое искусство, и особое мужество. Этому нужно учиться. Зато научившись жить здесь – не пропадешь нигде. И начинать нужно – со смиренного и упорного познания своей собственной культуры и истории, своей психологии, - не кичась, не отчаиваясь, а терпеливо, шаг за шагом. В конце же этого пути неоценимая награда – обретение смысла своей собственной жизни здесь и смысла пребывания России в среде других народов. И понимания того, что мы обречены на успех, мы не зря шли это долгое страшное столетие, спотыкаясь о соблазны и преграды. Мы многому научились. Главное теперь – сберечь дыхание на долгую дистанцию, не соблазняться на дешевые посулы быстрого успеха. Выбрать правителей мудрых и знающих нашу культуру, любящих ее, настоящих. Создать условия для свободной, творческой и очень интенсивной работы для молодых. Они к этому готовы. Они хотят реализоваться и хотят жить достойно.

Главное помнить и держать в уме дальние, высокие цели, не сиюминутные. В типологической модели личности отечественного психолога Б.С.Братуся приводятся описательные характеристики типа «перестроечной личности», которому, по мнению автора, свойственно переходное потребностно-мотивационное состояние: есть желание, но нет предмета, ему отвечающего. (То есть все чего-то страстно хотят, но не могут сформулировать, чего же). Очень важно, считает автор, не ошибиться в выборе этого “предмета”, определяя ход развития России, и советует, по примеру Толстого “брать выше”, ибо жизнь “снесет”: “...для достижения реального и возможного необходимо стремиться к идеальному и невозможному...”. В пример он приводит: французская революция провозгласила свободу, равенство и братство, а в результате получили растиньяков. Что же в итоге получим мы, - спрашивает автор, если сознательно и прямым ходом правим к растиньякам?

Как показывают и зарубежные исследования в психологии, во всех культурах большая ценность и ожидание богатства негативно коррелируют в успехом и благосостоянием, если деньги – основной мотив поведения личности. Оказалось также, что поведенческие отклонения и преступления выше среди материалистов. Это – объективный закон. В нашей культуре он приписан чуть ли не в хромосомах. Это – большое преимущество. Надо только не быть слепыми и не повторять чужих ошибок.

Основная примета нашего времени – ослабление роли государства в определении национального идеала и пути дальнейшего развития России. Все главные процессы и решения происходят на уровне личности. Каждый сам выбирает идеалы и ценности, сам определяет, для чего и как ему жить и работать. Это – чрезвычайно важный и скрытый от глаз современников процесс. Его результаты скоро станут видны – когда на арену выйдет новое поколение, взрослевшее в последнее десятилетие ХХ века. Тогда –то и станет ясно, что нам дали эти годы. Но что-то ясно уже сейчас. Первое – безвозвратно ушло в прошлое «время разбрасывать камни» – этим мы занимались весь ХХ век. Сейчас – время их собирать. И строить. И второе – «век толп» ушел в прошлое, наступает «век личности». Одной из главных ее опор и смыслообразующих каркасов является культура, в которой личность формируется, ее сознательные и бессознательные пласты. Невнимание к ним, пренебрежение ими способно обернуться новыми бессмысленными национальными и личными трагедиями. Давайте научимся извлекать уроки из прошлого. Давайте учиться нашей культуре. Жить в ней, любить ее и защищать. И развивать лучшее в ней.

В начало главы