О ГЛАВНОМ
ДЕМОГРАФИЯ,
ДЕМОКРАТИЯ, ДЕМАГОГИЯ
В политике тупость не является
недостатком.
Наполеон Бонапарт
порой в демагогию
вторгается чистая политика
(бушизм)
Демократия,
демагогия и демография –
не только однокоренные слова, но и сводные сестры, имена которых
неслучайным
образом соединены в словарях, а судьбы в жизни. Хотя у них имеется
общий отец (единый
корень – народ, demos), пути сестриц
с малолетства сложились по-разному –
почти как в детских сказках и бразильских сериалах. У демократии и
демагогии
родная матушка – власть, которая души не чает в своих чадах, но не
испытывает
нежных чувств ни к супругу – простаку-демосу, ни к своей падчерице –
демографии, будущность которой её особенно не интересует, хотя работать
на
власть бедняжка должна, не покладая рук. Так уж завелось: демократии
нужны
граждане, гражданам – демагогия (даешь вождей, чтобы они дали хлеба и
зрелищ!),
а демография – никому. Народу она не понятна (даже ученые
мужи-демографы спорят
о её природе по каждому поводу и без повода), а для власти сама мысль о
демографии неприятна, поскольку наука сия затратна, как и любое
специальное
знание, кроме самой науки властвовать. Затраты на эту науку быстро
окупаются,
поскольку власть легко обменивается на золото, во всяком случае легче,
чем золото
– на власть. Почему демократия все же нуждается в гражданах, а,
следовательно,
и в их плодовитости?
Во-первых, она,
хотя и является
властью («кратией»), но только с
одной стороны. С другой стороны, она в каком-то смысле народная. Две
эти
стороны демократии, как стороны одной монеты – «орёл» и «решка» – друг
друга никогда
не видят и потому почти ничего друг о друге не знают. Впрочем, это не
мешает их
вынужденному союзу, хотя создает, конечно, эффекты раздвоенного
сознания. Например,
граждане хотя бы раз в сезон в обязательном порядке отдают «орлу» свою
волю,
отправляясь к избирательным урнам, хотя собственная воля в чужих руках
– столь
же рискованное вложение, как собственные деньги в чужих банках. О
рисках
напоминает тот факт, что во время нынешнего глобального кризиса власть
во всех
концах мира сразу же бросилась на поддержку не своих граждан, а своих
капиталов
(банков). Объяснение для публики предлагается самое простое: если сытые
начнут
экономить на своих прихотях, то ещё больше они будут экономить на
голодных и
сирых, на социальных проектах и демографических программах, в
частности.
Во-вторых, кто
же будет, кроме простых
граждан, защищать власть (ту же демократию), её ценности и
драгоценности? Не
олигарховы же дети, понятно. Увы, завораживающая фукуямная сказка о
вечном мире
без насилия и войн, который должен был наступить сразу после
окончательной
победы мировой демократии американского образца, растаяла одновременно
с
надеждой Америки на однополярное мироустройство. Сказка не могла выжить
после
санкционированного геноцида славян в Косово и не доведенного до конца
(из-за
протрезвевшей России) повторения этого опыта – геноцида южных осетин, о
котором
до сих пор не позволяет говорить западная политкорректность. Что
осталось от красивой
сказки в начале третьего тысячелетия? Войны, насилие и граждане,
превращенные в
пушечное мясо. Живя в мире, где тиражируемый геноцид стал инструментом
утверждения
демократических идеалов на планете, согласитесь, не приходится
надеяться на
демографическое выздоровление цивилизованных народов. Какова
цивилизация, такова
и демография.
В-третьих,
граждане остро нуждаются в
рынке услуг, где все – богатые и бедные, «избранные» и избиратели –
охотно
играют в одну и ту же игру. Называется эта игра – «народные слуги». При
этом одни остаются тем,
чем и были (просто народом, т.е. слугами у власти), а
другие становятся всем, т.е. «слугами
народа» или властью в узком значении
этого слова. Воистину, лозунг «кто был
ничем, тот станет всем» ничем не отличается от другого: «из
грязи – в князи». И универсален этот
лозунг для любой эпохи и любой власти – пропролетарской (не
пролетарской же!),
проолигархической-полудемократической, просто олигархической или любой
другой,
если эта власть не династическая, не унаследованная по закону. Слугами
народа,
кривясь, но называют себя и вожди-узурпаторы, и народные избранники, и
все государственные
вельможи, которые не без основания считают себя солью земли, которая
для них –
не столько земля, сколько поделенная или ещё не поделенная
собственность (если такой солью землю и её ресурсы не
посолишь,
то и не съешь).
Проблемы
подмоченной
репутации и стратегии мыльных пузырей
У демократии и
демагогии почти одно
лицо, но совершенно разные репутации. У первой репутация превыше
похвал, хотя
она постоянно пребывает в свете юпитеров, в центре скандалов и слухов,
связанных с продажностью и предательством. А у демагогии, хотя она
любима и
властью, и народом, репутация никудышная, как и у самой продажной любви
(в этом
случае не следует путать демагогию и демагогов, которые, как жена
Цезаря, вне
подозрений). По этой пикантной причине демагогия заходит к
сестре-близняшке с чёрного
хода (настоящие и чего-то стоящие политтехнологи работают в тени).
Иначе она
ведет себя, когда вселяется в публичных политиков или заходит в свой
родной дом
– СМИ: здесь она режет правду-матку, режет на мелкие кусочки,
перемешивая с
перчиком и хитрыми наполнителями, чтобы скормить поклонникам
демократии.
Но лучше всего у
неё получается
производство мыльных пузырей. Об этом к месту сказал спикер Совета
Федерации
С.М. Миронов, когда одним из первых российских политиков заговорил о
неэкономических и даже неполитических, по сути, а моральных истоках
системного кризиса
– и финансового, и демографического, и этнокультурного, медленно
наползающего и
на Россию. В отличие от большинства западных и отечественных политиков
он
увидел в кризисе главное – человеческие пороки и, прежде всего гордыню,
тщеславие.
Даже если сегодня каким-то образом лидерам и банкирам удастся обмануть
историю,
договориться о новых правилах игры на мировых рынках, то уже завтра с
необходимостью
произойдет (не может не произойти!) обрушение
системы
виртуальных ценностей. Слишком непрочна система, «в которой мерой вещей и людей стало не их
внутренне
содержание и даже не внешняя форма, а представление о них». Речь идет о
той
философии, которая позволила, по словам Миронова, «мнимой экономике
подмять под
себя экономику реальную, став её неотъемлемой частью» и превратив мир в
«ярмарку
тщеславия и мыльных пузырей». Именно поэтому «за солидными, казалось
бы,
активами может не стоять ничего, кроме представления об этой самой
солидности,
а одной из самых востребованных профессий стала профессия так
называемого
пиарщика (не путать со специалистом по связям с общественностью),
прямой
обязанностью которого и является надувание репутационных пузырей». По
этой
причине среди ответственных за демографический и экологический коллапс,
финансовый распад и геополитический передел, поставивший мир на грань
последней
войны, на первом месте должна стоять не демократия, которая, конечно,
виновата
в своекорыстии и двоемыслии (но так устроена любая власть), а
политическая
демагогия. На втором же месте стоит наша готовность верить демагогам –
отсюда и
слепая вера – то в демократию, то в диктатуру, то в их общие
детища-уродцы – будь
то диктатура демократии, о которой любят говорить либералы, или
демократическая
диктатура – вершина ленинской мысли.
А слепые
поклонники демократии –
жертвы демагогии – ходят за своей госпожой стаями, норовят пристроиться
поближе, яростно облаивая всех, кто покажется им конкурентами. Да и то
правда:
пользоваться любовью современной демократии могут не все, но только
избранные
или самые сильные и настырные. На то её и называют плюралистической –
групповой, стайной. Не попал в стаю – иди к краю, а мы подтолкнем. Не
по этой
ли причине Ф. Ницше так популярен среди либерал-демократов? Впрочем,
отношения
сестер-близняшек не так радужны, как кажутся. Демократия вынуждена
терпеть
демагогию, но та не в восторге от своей роли. Ей надоедает постоянно
находиться
в тени сестры, прятать свои амбиции и поэтому ее любовь к демократии
граничит с
ненавистью. Если Платон учил, что тирания
рождается
из демократии, то Аристотель, знавший
цену не только демократии, но и демагогии, не забывал о роли последней
в этом
перерождении: «большая часть тиранов, по его мнению, вышла из
демагогов,
которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных».
На фоне своих
блестящих сестер демография
блекнет, сливается с толпой таких же, как она, работяг. Она из всех
сил, но
тщетно пытается привлечь внимание власть имущих не к себе, конечно (кто
же захочет
по доброй воле сидеть над сухой теорией или менять мокрые пеленки), а к
гибельным последствиям вырождения рода человеческого. Однако её грозные
пророчества и призывы лишь распугивают и озлобляют уважаемую публику,
поскольку
демография получила, подобно прорицательнице Кассандре, в
нагрузку к пророческому
дару тяжкий довесок – неверие толпы.
Гибель народов –
прогноз или
план?
Если с
демагогией демография ужиться
не может по определению, как не могут ужиться правда и ложь, то с
демократией
она бы хотела наладить родственные отношения. Может быть, со временем у
них и
появились бы общие родовые качества, и проснулась бы взаимная тяга, но
пока все
свидетельствует об обратном. Хуже того, времени на примирение и дружбу
остается
все меньше. Сокращается, сжимается это самое историческое время, как
шагреневая
кожа. Сегодня, когда все политики мира постоянно говорят об устойчивом
развитии, они не замечают или не хотят замечать главных угроз. Сегодня
с лица
земли могут исчезнуть самым неожиданным образом, не только отдельные
островные
государства и обширные природные регионы планеты со всей живностью и
растительностью
(например, в результате так называемого парникового эффекта), но и
целые народы,
культуры, цивилизации. Причем над многими народами демократического
мира уже давно
висит дамоклов меч культурно-этнической катастрофы небывалых масштабов.
Впрочем, катастрофы разного типа и
генезиса тяготеют
друг к другу, свиваются в клубок глобальных проблем, не поддающихся
решению ни
в порядке поступления, ни по отдельности. При этом среди народов,
попавших в
группу повышенного риска, находятся ныне не одни лишь малочисленные
этнические
группы, и без того стоящие на грани исчезновения, но и полные сил так
называемые суперэтносы, которые не представляют себе зеркало истории
без собственного
отображения в самом центре коллективного портрета. А стоило бы
представить: по
кому-то из них уже звонит колокол. Надо плотно зажать уши, чтобы не
слышать
этого звона.
Так что же
происходит с народами,
языки которых давно стали главными языками планеты (один из «золотой
пятерки»
основных – великорусский), вобравших в себя весь опыт цивилизационного
развития? Все дело в том, что события в современном мире, получившем
недоброе
название «постного мира» – постмодерна и даже постистории,
разворачиваются
спонтанно и непредсказуемо. Они обрушиваются на людей в самый
неожиданный
момент: ни спрогнозировать, ни подготовиться, ни ухватить за хвост
случайную
удачу. Поэтому при разработке современных доктрин национальной
безопасности (не
нашей, увы) начинают не с тривиального перечня внешних и внутренних
угроз,
который может составить любой троечник, почесав затылок (это как раз
наш
вариант). Начинают с иного – с признания того очевидного факта, что
настало
время непредсказуемости или бифуркации – время стратегической
нестабильности, о
котором писал А.С. Панарин. Кто успеет – тот уцелеет. Но для того,
чтобы
освоиться в обществе постоянного риска, требуется существенно
пересмотреть всю
технологию политического и геополитического планирования, основы
методологии
долгосрочных инвестиций, а главное – отказаться от схем запоздалого
реагирования на неприятности. Любое запоздалое реагирование отличается
от
грамотной стратегии тем, что оно обречено. Обречено иметь дело только с
потрясениями и катастрофами. Отказ от плана спасения – это план
разрушения. При
таком подходе МЧС станет в недалеком времени ядром всей нашей
политической
системы, а сама эта система – ядром, прикрепленным к ноге
пловца-народа….
Если взглянуть
на проблему шире, с
позиций геостратегии, то сближению «сестер» – демократии и демографии –
мешает
два основных обстоятельства. Первое – их очевидное «социальное
неравенство» и
крайняя неуживчивость, а второе – понятная ревность демагогии. Повсюду,
где
поселяется демократия, почему-то все хуже идут дела у демографии, если
под ней
подразумевать не только изучение механизмов воспроизводства народа, но
само это
воспроизводство. И, наоборот, с воспроизводством всё идет, как по
маслу, но
почему-то у тех, кто явно грешит авторитаризмом и не ладит с
демократией. «Драма
неуживчивости» демократии
и демографии в последние годы стала если не главной, то одной из
главных интриг
мировой политики. И хотя любую информацию об этой интриге (или, если
хотите,
стратегии) всячески вытесняют из объективов СМИ, ретушируют и
пропускают через
жесточайшие фильтры цензуры – вплоть до прямых запретов даже упоминать
понятия,
связанные с расовыми, а иногда и национальными различиями, она
вторгается в
сознание масс с новой и новой силой. Вторгается, качественно меняя не
только
способы геополитического планирования и контроля, но и характер
традиционных
демократических институтов, вынужденных реагировать на очевидные
демографические сдвиги.
В числе подобных
«реакций» входят и
общее «поправение» (имеется в виду сдвиг к национализму) в политическом
спектре
Запада, которое можно не замечать только в состоянии общего наркоза или
за
немалое вознаграждение, и череда потрясших мир политических истерик. А
как
иначе можно охарактеризовать, к примеру, недавние провокационные
призывы
лидеров США к «крестовому походу против ислама», от которых им до сих
пор
приходится публично открещиваться? Как иначе прикажете квалифицировать
лавину
апокалиптических предсказаний о неминуемой и скоротечной кончине всей
белой
расы в течение ближайших десятилетий? Впрочем, когда мы называем эти
срывы
истериками, это касается не сути проблемы, а всего лишь формы её
подачи….
Наиболее яркий
пример истеричного по
форме, но вполне реалистичного по сути прогноза-пророчества –
скандальный
бестселлер американского политика и политолога Патрика
Бьюкенена «Смерть Запада!» («The Death
of the West!). По его мнению,
подкрепленному, кстати, довольно убедительными
расчетами, уже начавшаяся агония «белой» Европы, а также Японии
завершится в
течение жизни одного (!) поколения. И всего через 50 лет в океане
«исламско-арабо-африканской субкультуры», который разольется на этой
огромной
территории, похоронив под собой этническую основу западной цивилизации,
лишь
один из десяти человек будет сохранять какое-то отношение к исчезающим
европейским
этносам и культурам. Да и то значительную часть «новых могикан» составят древние старики и старухи. За ними,
уходящими
стариками – исчезающее будущее «старых наций». А что будет за этим
барьером?
Вряд ли колоссальная технологическая мощь Запада, оказавшись в новых
руках,
послужит решению глобальных проблем. Скорее всего, как считают многие
эксперты,
при таком исходе новые хозяева мира позаимствуют у своих
предшественников
сугубо потребительский и хищнический инстинкт. Не затем миллионы
обездоленных
людей покидают сегодня свои голодные земли, чтобы завтра ограничивать
себя хоть
в чем-нибудь….
Отношения между
демократией и демографией не складываются и по вине самой истории,
которая,
видимо, уверовала в универсальность и безнаказанность принципа двойных
стандартов, столь характерного для западной политической модели.
Вероятно,
именно по этой причине она подошла к «сестрам» с разными мерками.
Только одна
из «близняшек» – демократия – удостоилась её полного признания и
пробилась в
люди (демагогия и без поддержки истории добьется своего). Без культа
демократии, по сути, ни одно государство и ни один режим не обходятся:
даже
К.Маркс и В.Ленин были её верными поклонниками и соавторами ряда её
популярных
версий. Известно, что и холодная война, и вся биполярная система
держались на
противостоянии двух демократий-антиподов – «буржуазной» и «народной». К
слову,
горячая война, к которой вела логика столкновения «дух демократий»,
могла бы в
одночасье решить все демографические проблемы, а также финансовые и
экологические. Такая же угроза сегодня исходит из теории и практики
«столкновения цивилизаций».
Важно понять,
что
повсюду, где не выживают народы и люди, где стираются культуры и
перекраивается
конфессиональное пространство, выживает не сама демократия, а её
мутанты,
которые для их творцов-демократов дороже демократии. Не так уж сложно
предсказать, каким станет мир, если победит подобная идеология: это
будет царство
мутантов и насекомых… Мутанты демократии живучи и плодовиты, они, в
отличие от
«цивилизованных народов», легко приспосабливаются к любым условиям, не
боятся
ни нищеты, ни богатства, ни войн, ни мира. Даже тираны и диктаторы
по-своему,
конечно, но нежно, по-отечески, заботятся о «своей демократии», во
всяком
случае, постоянно пользуются её услугами, поскольку она
легко приноравливается почти к любому режиму.
К примеру, у нас сравнительно недавно, ещё на памяти старших поколений,
жесткую
диктатуру называли не иначе, как высшей формой демократии. Удивляться
тому не
приходится, поскольку на политическом новоязе и не такое соединяется,
как в
фантасмагории Оурелла «1984».
Подтвердим
сказанное,
еще раз обратившись к Френсису Фокуяме. В свою бытность заместителем
директора
Центра политического планирования при Госдепартаменте США он язвительно
заметил
с изрядной долей цинизма, что даже в тех странах, где после успешного
завершения программы развала социалистической системы на смену
тоталитаризму
пришли демократические институты, за новым фасадом главное осталось
неизменным.
Те же лица, те же привычки, те же клановые связи. В результате мир
очень быстро
убедился в том, что тоталитаризм вполне комфортно чувствует себя в
атмосфере «имплантированной
демократии», а «закаленные партийцы» – в кабинетах демократических правительств, парламентов и транснациональных
корпораций. Впрочем, нельзя не вспомнить и о заметном дрейфе к
тотальному
контролю и «министерству правды» в странах традиционно демократической
ориентации, что стало особенно явным после роковых событий, которые
теперь
всегда будут связываться с 11 сентября. Но и в этом случае введение
планетарной
слежки («прозрачное для контроля киберпространство») и «нумерации всех
человеков» определяются однозначно – как очередная победа идеи
планетарной демократии.
Бедная
родственница демократии – демография пребывает сегодня в совершенно
ином
положении – в роли золушки, которой пока ещё не встретилась добрая
фея-волшебница.
Всю свою жизнь она работает, не покладая рук, сразу в нескольких местах
и в
нескольких лицах. Как только успевает. Назовем только основные ее
профессии.
Во-первых, она подрабатывает как наука, но её место в иерархии наук не
самое
завидное – она ютится среди массы других малобюджетных дисциплин,
которых
содержат для расширения кругозора. Во-вторых, иногда ей удается занять
место на
госслужбе. Но и здесь – скромную должность отдельной отрасли
современной
политики, хотя и «затратной», но всё же стоящей на службе у самой
демократии.
Возможно, что и российская демократия со временем немного приблизит к
себе эту
сестричку, хотя к тому времени услуги демографии, скорее всего, не
понадобится,
поскольку сойдет на нет коренное население страны – объект её контроля
и изучения.
Горько осознавать, что именно в России почти одновременно были запущены и механизмы становления современной демократии, и разрушительные процессы самоистребления основных этнических групп. Среди наиболее пострадавших народов оказались великороссы, которых всегда отличали не только государственный инстинкт, но и жертвенность, высокая толерантность и уважительное отношение к другим народам и культурам. Благодаря этим качествам, культивируемым у православных людей, в исторической России сбережены были все народы, доверившие ей свою жизнь и веру. К сожалению, о роковом «совпадении» двух тенденций (демократизации и вымирания) вспоминают так же редко, как и само имя государствообразующей нации. О великороссах если и говорят в СМИ или в учебниках, то для того разве, чтобы лишний раз процитировать ленинско-троцкистую присказку о «великорусском шовинизме», которая была доведена до логического конца в годы чисток. Отец всех народов сделал умозаключение, которое обернулось заключением или истреблением для всех, кто имел неосторожность хотя бы вскользь упомянуть в преддверии мировой революции об интересах и судьбе самого многочисленного народа России. «Великорусский шовинизм», по его мнению, куда опасней «туземного», так как он «наступает и ползёт, капля за каплей впитываясь в уши и в глаза, шаг за шагом разлагая наших работников. Вот эту опасность, товарищи, мы должны во что бы то ни стало свалить на обе лопатки». И свалили. И до сих пор добивают, подозревая теперь уже не великороссов (имя вне закона), а русских во всех смертных грехах. Договорились даже до необходимости новой борьбы с «русским фашизмом». Не останавливает клеветников ни кровь наших солдат, павших в годы Второй мировой за общенациональные интересы, ни память наших новомучеников и исповедников, отдавших свои жизни со словами любви на устах.
В результате
тотальной зачистки,
ползучего страха и многолетней индоктринации из народной памяти изъяли
даже
самоименование (об этом автор подробно говорил в статье «Политический
выбор
великороссов», помещенной в 7-м номере ТРМ). Теперь не только среди
молодых, но
и среди старших поколений никто почти уже и не вспомнит, что русские –
это не
самоназвание этноса, а единое имя трех православных славянских народов
и, кроме
того, обозначение гражданской принадлежности к Российскому государству
независимо
ни от национальности, ни от вероисповедания. Думается, что именно здесь
– в
пролонгированном запрете на самоидентификацию – кроется одна из причин
нашей общей
демографической катастрофы, которую демографы называют «русский крест».
Источник нынешнего кризиса заключается не столько в имплантированной
демократии,
сколько в характере проводимых реформ, откровенно не национальных и
обезличенных.
Среди последствий хронического нежелания называть вещи своими именами
назовем
два момента – во-первых, реальную угрозу полного и скорого обесценения
самих
демократических ценностей, девальвированных ложью, а во-вторых,
опасность
дальнейшего распада единого государства, хребтом которого были и пока
остаются
великороссы. Перефразируя известную пословицу, можно сказать: забыв
собственное
имя, по численности нации не плачут….
России пора переходить от унылого реагирования и всё обезличиваюшего политиканства к честной и открытой национальной политике, широко используя современные технологии планирования и, прежде всего, планы-прогнозы. В планах-прогнозах главное – не сам план, от которого всегда можно, а при необходимости и нужно вовремя отказаться, и тем более не прогноз, который заведомо не полноценен в ситуации непредсказуемости. Наибольший интерес в этом случае представляют те немногие, но вполне предсказуемые сценарии развития, которые вызваны к жизни исполнением вашего плана. Если вы, преследуя точно обозначенные национальные интересы, умело и активно проводите свою стратегию, воздействуя на болевые точки сверхсложной социоприродной системы, то именно вам первому откроется возможность просчитать последствия сделанных шагов. Таким образом, у носителя активной стратегии появляется реальный шанс, рискуя вместе со всеми, получить преференции, вырвать удачу. Поэтому столь важно иметь собственную и динамичную национальную стратегию как в сфере строительства эффективных демократических институтов, так и в сфере демографической и экологической политики.
Но эффективность план-прогнозов зависит от того временного горизонта, в котором располагаются основные функциональные цели национальной политики, а точнее, одна, но двуединая цель: природосбережение и народосбережение. У власть предержащих в России до недавнего времени не возникало желания заниматься подобной утомительной работой, не дающей сиюминутной отдачи и не сулящей выгод для теневого бизнеса. Демократию мы брали прямо с лотка и на выбор, что посвежее: если в традиционном демократическом обществе какая-то модель в моде, например, плюралистическая демократия, то и мы не лыком шиты, и у нас плюрализма будет немерено. Если у Единой Европы, которая строит сейчас свой собственный федерализм, полно суверенитетов, то и у нас надо раздать побольше и каждому – не жалко, чай, не деньги. В результате идеологическая рубашонка a la frans трещит по швам на российских плечах, а пошитый для англосаксов политический смокинг никак не дает ни разогнуться, ни развернуться. Хорошо еще, что с демографией особых проблем не было: стоит ли, право, о какой-то доморощенной науке думать, когда и здесь есть богатый пришлый купец с лотком готовых рецептов.
Первым слабым,
но побуждающим от
спячки сигналом для России стала, пожалуй, разработка и принятие
Концепции
демографического развития страны на период до 2015 года, где намечены
контуры
проблемы. К ряду знаковых событий
следует отнести и создание при личной поддержке Президента
России
Экологической доктрины Российской Федерации, принятой как раз к
Всемирному
саммиту по устойчивому развитию в Йоханнесбурге. К счастью, сегодня
никому,
наверное, не надо доказывать органическую связь демографической и
экологической
политик. Не менее значимым в этом ряду надежд может быть и разработка
Социальной доктрины России (инициатива Координационного совета по
социальной
стратегии при Председателе Совета Федерации), о которой мы говорили в
прошлом
номере ТРМ.