Среди многочисленных бедствий, которые суждено было пережить человечеству в ХХ веке, одним из самых страшных стало явление, получившее название «геноцид». К настоящему времени в исторической памяти человечества навсегда запечатлелись такие кровавые трагедии, как геноцид армянского, еврейского, цыганского, камбоджийского народов. Однако самый масштабный и целенаправленный по своему характеру и самый разрушительный по своим последствиям геноцид русского народа во многом продолжает оставаться не только вне поля зрения специалистов-историков, но и за пределами исторической памяти самого русского народа. А между тем именно этот геноцид, активная стадия которого продолжалась с 1917 по 1956 год, оказался наиболее продолжительным в истории ХХ века. Именно этот геноцид, унесший жизни более 50 миллионов русских людей (революция и гражданская война 1917–1922 годов – 13 миллионов, коллективизация и голод 1932–1933 годов – 10 миллионов, террор 1936–1938 годов – 950 тысяч, погибших в ГУЛАГ’е в 1930–1953 годы – 2 миллиона, вторая мировая война 1939–1945 годов – 27 миллионов), превзошел по численности своих жертв все остальные аналогичные явления в истории человечества. Именно в рамках этого геноцида уничтожение людей происходило не только по признаку их принадлежности к определенному народу, но и на основании их принадлежности к лучшей части основных исторически сложившихся сословий России от дворянства и духовенства до казачества и крестьянства.

Утратив значительную часть своего культурного наследия, десятилетиями предавая забвению традиционно созидавшие Россию духовные ценности, русский народ по милости Божией все же сумел сохранить в стране последнюю святыню своего исторического прошлого – Православную Церковь. (К 1917 году в Русской Православной Церкви осуществляли свое служение около 150 епископов, более 115 тысяч священников и диаконов и около 30 тысяч монашествующих, на ее территории действовали более чем 67 тысяч храмов и часовен и около тысячи монастырей. К 1941 году на территории СССР в границах до сентября 1939 года оставалось 4 правящих епископа, не более 500 служивших представителей духовенства, не более 350 действовавших храмов и не было ни одного действующего монастыря.) Практически полностью уничтоженная к началу второй мировой войны Церковь в лице своего ничтожно малого по численности духовенства смогла указать русскому народу на возможность сохранить духовное преемство по отношению к исторической России. Это преемство Русская Православная Церковь сумела пронести и в период открытых и тайных сталинско-хрущёвско-брежневских гонений, и в период перестроечной и постперестроечной «оттепели», когда в стране произошло по существу новое крещение Руси. Но до сего времени нравственно необходимый выбор между 900-летней православной Россией и 70-летней обезбоженной Совдепией оказывается неразрешимой проблемой как для прагматично-безыдейной политической элиты, так и для остающегося в своей массе исторически беспамятным постсоветского народа.

Именно в этот судьбоносный для России момент очередного исторического выбора русское зарубежье в лице Русской Православной Церкви за границей получает вероятно последнюю в истории возможность существенно повлиять на этот выбор и тем самым исполнить ту главную миссию русской эмиграции по отношению к России, о которой еще в 1924 году в своей знаменитой парижской речи вдохновенно говорил И.А.Бунин. Действительно, объединившая в своих рядах многих лучших представителей самых различных исторических сословий своей Родины двухмиллионная русская эмиграция сумела сохранить в изгнании многообразно и творчески развивавшуюся традиционную русскую жизнь, которая на десятилетия стала подлинной духовно-исторической альтернативой большевистской России. Весьма примечательно, что Русская Православная Церковь с самого начала приобрела в жизни русского зарубежья значение во многом даже превосходившее то влияние, которым пользовалась Церковь в жизни предреволюционной России. На протяжении многих десятилетий Русская Православная Церковь за границей сохраняла и творчески развивала традиционную церковную жизнь, в которую вливались сотни тысяч русских людей, как рождавшихся в эмиграции, так и оказывавшихся в изгнании в результате преступной по отношению к собственному народу политики коммунистического режима, как это имело место с более чем 600 тысяч советских граждан, оставшихся за границей после окончания второй мировой войны. И все эти годы, мучительно переживая отрыв от горячо любимой Родины, Русская Православная Церковь за границей ощущала себя связанной неразрывными духовными узами с миллионами гонимых русских православных христиан в СССР, в защиту которых постоянно пытались выступать представители церковной иерархии русского зарубежья.

Однако во многом уникальный и героический опыт существования России в изгнании подходит к своему неизбежному историческому концу. Внуки и правнуки русских эмигрантов в основной своей массе уже не связывают свою жизнь с идеей служения Родине своих предков, а пополняющаяся каждый год тысячами постсоветских экономических эмигрантов «русская» диаспора даже не помышляет о том, чтобы осуществлять какую-либо историческую, а тем более церковную миссию по отношению к освободившейся от коммунистического тоталитаризма России. Отныне главной этнокультурной и каноническо-юрисдикционной территорией служения Русской Православной Церкви вновь должна стать территория России и ближнего зарубежья...          

Русская Православная Церковь всегда в полной мере принимала на себя исторические испытания, которые выпадали на долю её многострадальных чад, «в России и рассеянии сущих». ... Именно восстановление единства русской церковной жизни, ... в еще остающейся в духовно-исторических развалинах постсоветской России и в уже безвозвратно уходящем в прошлое русском зарубежье, позволит дать еще один исторический шанс нашему многострадальному народу занять, наконец, достойное, подобающее ему месту в семье христианских народов.