Природная аномалия и плоды безвременья*

 

Валерий Николаевич Расторгуев

доктор философских наук, профессор МГУ,
зам. главного редактора журнала
«Трибуна русской мысли»

 

Была собственность – не было собственников,

появились собственники, не стало собственности

 

 

Безвременьем принято называть тяжелое время – пору невзгод, несчастий и неудач. Безвременье – не безветрие. Безвременье – ураган, который способен поднять морскую толщу и обрушить ее на материк, стирая города и государства, изменяя мир до неузнаваемости. Ураганное безвременье превращает настоящее, то есть подлинное прошлое в пустую выдумку, а жалкий и лживый бред мелких бесов – поденщиков от политтехнологии – выдает за прошлое великих народов, величая откровенный обман национальной и мировой историей. Безвременье превратило колоссальную собственность, накопленную поколениями, в прах – в чубайсиаду ваучеризации. Выговорить нельзя, простить невозможно, но облечь в закон и броню конституции – нет проблем (законы пишут не те, кто пашет). Но безвременье не только крушит и сокращает многообразие мира, но и творит, правда, творит по-своему и своих героев – временщиков. Оно умножает число нищих и мультимиллионеров, порождая орды мнимых собственников, обладающих редчайшим даром: от их прикосновения золото превращается в тлен, современные заводы в металлолом на вывоз, национальное культурное наследие в попсу, СМИ в смирительные рубашки, сбережения в слезы, а рабочие места в бесконечные очереди на биржах труда. Тлетворное дыхание безвременья меняет ориентиры, называя правым неправое, переворачивает иерархии и гасит маяки, оно лепит из исторических союзников образ врага, а стратегических противников одевает в белые одежды учителей и поводырей. Безвременье убивает или убирает из активной жизни все настоящее – настоящих людей и стоящие идеи, изменяя представление о настоящем времени. Да, мы по привычке еще называем его настоящим, хотя в нем так мало остается подлинного – подлинной веры и подлинного служения. Но свято место пусто не бывает: подлинное подменяется подлым.

Именно в годину ураганного безвременья из искры возгорается пламя, пожирающее мир – природный, социальный, да и тот мир, который обитал в человеческих душах, давая силы жить, любить, надеяться. Лавина смертей – плод безвременья. Оно плодовито.

Этим летом безвременье обрело зримые очертания – обернулось вселенским пожарищем, опалившим Россию. Если русские леса горели так, что зарево обагряло полпланеты, а едкий дым обогнул Землю, если верховой огненный смерч обращал людей в бегство, окружая города и сея панику, то торфяники выгорали долго, скрыто от глаз, образуя пустоты, подобные зияющим нишам в государственной политике и в государственном бюджете. Огонь не ослабил экономической мощи страны, поскольку ее промышленный потенциал сгорел раньше. Огонь вплотную подобрался к ядерным центрам, к арсеналам оружия Судного дня, которое еще бережет наше пространство, но явно тяготит наследников обугленной власти.

 

Природные пожары: есть вред, есть вредительство – нет вредителей.  

 

У трагедии, которая больнее всего ударила по России, и по своим масштабам уже сопоставима с глобальной катастрофой, много корней, причин, аспектов, важнейший из которых – судьба общенародной собственности. Ее кожу содрала жадная номенклатура, а самые лакомые куски ее плоти до сих пор перевариваются  в чреве мирового удава. Куски и кости этой собственности еще разбросаны по бескрайней земле Русской, которая тоже разодрана в клочья, продана и перепродана. Без анализа причин и следствий произошедшего нам не перейти от причитаний к поиску национальной и международной стратегии, способной если и не предотвратить подобное в будущем, то подготовиться к неизбежному. Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали. Но нам пора перейти от хищничества к рачительности, от гордыни и желания переделать мир до основания – к уважению, которое должен испытывать человек к мудрости Божьего творения.

Первый аспект проблемы – восприятие бедствия как наказания свыше. Впрочем, признание сверхъестественного характера небывалой по своим масштабам поломки социоприродной системы – почти вселенского пожара в России и потопа в Европе – не отменяет поиска вполне естественных и раскрываемых причин целой серии катастроф, которые трудно выделить, так как они сливаются в сознании людей в одно целое на фоне большой общенародной беды. Но профессионалы обязаны их различать, поскольку речь идет не только о природных аномалиях, которые трудно было предсказать, но и о тех рукотворных катастрофах, которых можно было избежать. В противном случае большой пожар всё спишет, и никто уже не сможет различить на пепелище, где природные потрясения, а где плоды человеческих пороков и прямых преступлений. Нам еще долго придется зализывать раны, нанесенные природе и людям, оплакивать мертвых и спасать тех, кого беда подкосила, ждать отдаленных последствий… Поэтому страна должна знать и своих героев, ценою здоровья, а иногда жизни остановивших огонь, и поименно всех поджигателей – вольных или невольных.

Конечно, испепеление бескрайних территорий России – знак свыше. По этой причине нам нужен богословский подход к такой теме. Но им не следует, по-моему, злоупотреблять, ибо не должно всуе упоминать имя Божие. Такой пастырский подход нужен обществу не как подмена детального профессионального анализа, а как своеобразный камертон, при помощи которого мы настраиваем наше восприятие реальности, делаем его более адекватным. Только грамотный богословский комментарий позволяет отсеять все бредовые толкования, основанные на кликушестве, охладить панические настроения, которые лишь усугубляют положение людей*...

Бедствие, обрушившееся на Россию, требует не только и не столько истолкований, сколько смирения. Смирения не перед стихией, а перед неразгаданным величием всего того, что было создано Творцом. Ограниченность гордого человеческого разума становится тем очевиднее, чем страшнее последствия «разумной» преобразовательской деятельности. А то, что горящая Россия – Божья кара, несомненно. Даже до атеистов, кажется, доходит. Как писал святитель Николай Сербский («Мысли о добре и зле»), «до тех пор, пока человек будет умножать свое безбожие и свою безнравственность, природа будет умножать соответствующие им образы зла: будут множиться хищники, микробы, бури, ураганы, наводнения, пожары и прочее. Следовательно, природа зависит от человека и в образах, и в содержании». Вряд ли мы можем достоверно знать, что означает новое предупреждение, кроме одного: воздается по грехам нашим… Еще важнее помнить, что даже эта кара меньше той, которую мы заслужили. Как сказано в 102 псалме, «Не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам. Ибо как высоко небо над землею, так велика милость Господа к боящимся Его».

Нам бы только усвоить хотя бы уже преподанные и зримые уроки, которые не требуют никакой особой интерпретации. Ведь было уже предупреждение: московский Манеж, сожженный именно в тот час, ту минуту, когда оглашались победные результаты президентских выборов 2004 года. После этого кострища, озарившего Кремль, в православных изданиях уже писали о грозящих бедах. Да и до того писали о зачумленном Манеже, где оборотни по попущению властей публично глумились над иконой Владимирской Богоматери, которую считают покровительницей России. Именно в Манеже бесноватые рубили святые иконы за 50 деревянных целковых. Власти попустили и это надругательство, испытывая долготерпение Господа нашего. Раз попустили, два, три… Судя по инерции, и новый урок не пойдет впрок. Они опять говорят об одной виновнице наших бед – о природной аномалии.

Второй и наиважнейший аспект – социально-экологический. Экологическая политика тесно связана с социальной, поскольку качество жизни людей определяется не только развитием социальной инфраструктуры, «продуктовой корзиной» и уровнем здравоохранения, но и состоянием среды обитания. Наша способность выстоять, выжить перед лицом стихии напрямую зависит от состояния экологической политики в России, наличием и эффективностью больших экологических программ и проектов, а также от уровня научных исследований в этой области знаний и качества экологического сегмента народного образования – и общего, и высшего. Этот аспект, к сожалению, уходит из поля зрения при обсуждении нагрянувшей беды, хотя именно к нему, на мой взгляд, будет обращено внимание позднее, когда произойдет отрезвление. Масштабы катастрофы и человеческие жертвы были бы на порядок ниже (только в Москве смертность по некоторым данным выросла в несколько раз), если бы у нас была полноценная и грамотная государственная экологическая и социальная политика.

Если социальная политика основательно деформирована и малоподвижна, лишена осмысленной долгосрочной стратегии, то экологическая политика страны просто демонтирована до основания, причем на институциональном уровне, о чем мы постоянно говорим. Процесс её демонтажа продолжался много лет, и этот был кратчайший путь к нынешней катастрофе. Экологическая политика существует только тогда, когда существуют жизнеспособные и самостоятельные надведомственные экологические структуры, которые не подчиняются непосредственно никому в стране, кроме закона, поскольку под их контроль, под их экспертизу, под их запреты подпадает деятельность всех органов власти снизу доверху. Прежде всего, речь идет об исполнительной власти, начиная с самой ее верхушки и кончая местной властью. В нашем зазеркалье все сделано с точностью до наоборот: экологические службы переданы в руки природопользователей...

В нормальном обществе все проекты, которые осуществляются в стране, должны приниматься только на основании детальной и многоэтапной экологической экспертизы. Точно так же должны приниматься и законы. Мы не можем оценивать законы с позиций «презумпции их невиновности». Напротив, законодатель обязан относиться к законопроекту как потенциально опасному нововведению. Поэтому в парламентах всех стран, в том числе и у нас, определяется «криминалоёмкость» законопроекта, т.е. заранее просчитывается ущерб, который он может нанести, если в нем будет заложена хотя бы малейшая лазейка для казнокрадов. По аналогии следует до принятия законопроекта установить степень потенциальной угрозы, которую он несет для природы, среды обитания, качества жизни населения. Если бы такой подход работал, не было бы ни дикой приватизации, ни безрассудной передачи особо ценных или особо опасных в экологическом плане земель и лесных угодий в частную собственность.

И вновь выплывает на первый план вопрос собственности. Перевод в частную собственность особо ценных природных и историко-культурных территорий или территорий, потенциально опасных в экологическом отношении, должен был осуществляться только после завершения экспертной работы по оценке их подлинной ценности. И только после того, как будут выработаны меры, с одной стороны, ограничивающие права собственника, а с другой стороны, налагающее на него ответственность за надлежащее состояние объектов национального наследия и обеспечение их доступности. Несоблюдение всех условий несовместимо с правом собственности. Так обстоит дело во многих странах мира. Если бы такие нормы были приняты у нас и соблюдались, стало бы невозможно и прохождение законов, подорвавших, по сути, экологическую и социальную безопасность страны, спровоцировавших череду катастроф экологического и социального характера в это аномальное лето. К примеру, не был бы принят (ни при каких условиях!) пресловутый Лесной кодекс. Напомню в этой связи, что Дмитрий Медведев еще до избрания Президентом, говорил о том, что примером абсолютно неграмотной законотворческой деятельности должен служить именно Лесной кодекс. Будучи Президентом*, он, кажется, этот тезис уже не повторял, но слово не воробей.

Я говорю об этом достаточно уверенно, потому что участвовал и в разработке Экологической доктрины России, которую удалось принять, кстати, благодаря личной поддержке Владимира Путина (но хорошая доктрина не подкреплена грамотным политическим курсом), и задолго до этого – в подготовке «Основ законодательства о природном и культурном наследии». Проект этого детально проработанного документа, где были определены принципы и технологии оценки ценности территорий, так и не состоялся, в отличие от доктрины. Он сгорел вместе с Белым домом (расстрелянный Верховный совет РСФСР). А пришедшим к власти нуворишам уже не было дела ни до природного и культурного наследия, ни до защиты особо ценных территорий, ни до спасения лесов. Они ни в чем не хотели себя ограничивать. Не сразу, а со временем я понял слова одного из моих коллег, который участвовал в работе над основами законодательства и назвал утопией мое предложение о технологии оценки и маркировки территорий, определяющих их потенциальную стоимость и требования к возможным собственникам. Он сказал: «то, что вы предлагаете – опасней атомной бомбы и поэтому не пройдет ни при каких условиях». Я думал, это шутка: какая опасность может быть заключена в совершено простой и, как мне казалось, разумной схеме? Теперь понимаю, что новые собственники, приватизировавшие самою власть, с наукой не шутят. Они вообще не шутят. Более того, они оценивают потенциал науки вполне адекватно и поэтому ставят ее на место – как правило, на последнее место в очереди за пособиями.

Наши законодатели могут теперь рассуждать только о тех компенсациях, которые платит нарушитель весьма покладистого экологического законодательства. На самом деле компенсации – это блеф, потому что никто не в состоянии компенсировать природе и обществу утраченную способность биосистем к самовосстановлению. Кроме того, компенсации чаще всего столь мизерны, а наказания столь условны, что они рассматриваются природопользователями как стимул для тотального разрушения и распродажи всего, что может быть разрушено и распродано. Спросите у любого специалиста, который в «прошлой жизни» был занят, к примеру, в лесном хозяйстве (теперь почти все разогнаны), как шаг за шагом разрушались основы основ лесопользования и пожарная безопасность лесов. От них вы узнаете много интересного и о тех, кто сегодня громче всех кричит о природных аномалиях, которые якобы нельзя было предсказать. В действительности пожары торфяников и лесов и предсказывать не надо было – они были запланированы, предрешены. Отсутствие грамотной или хоть какой-то государственной экологической политики – это антиэкологическая и антинародная политика в действии. Сегодня мы пожинаем ее первые результаты.

Экологический анализ причин небывалого бедствия и, прежде всего, невероятной засухи – задача, которая требует постоянной работы армии ученых, представляющих самые различные области знания, в рамках масштабных исследовательских программ. Эти программы призваны были бы ответить на самые сложные вопросы – и о подлинных причинах климатических изменений, и о той роли, которую играют отдельные особо ценные территории в поддержании экологического баланса, и о деструктивных антропо- и техногенных факторах, разрушающих этот баланс. Не исключено, кстати, что на самом деле значительная доля ответственности за чудовищную аномалию лежит не только и не столько на нашей стране, но и на сопредельных странах.

Выступая в прошлом году на заседании Общественной палаты, посвященному проблемам лесного хозяйства страны и рискам, связанным с неграмотной стратегией лесопользования, я назвал нашу экологическую политику кладбищем наиболее перспективных экологических программ и проектов. На этом кладбище покоится, увы, и Государственная программа развития Тверской области – территории Великого водораздела Русской равнины. Замечу, что в основу этой первой в России программы устойчивого развития особо ценной территории, была положена оригинальная теория, позволяющая определить болевые точки планеты (программа успешно осуществлялась с 1991 по 1997 годы). А это позволяло с высокой степенью достоверности анализировать риски, в том числе и риск развития катастрофы 2010 года.

На основе этой теории, при участии замечательных ученых и, в первую очередь профессора В.М. Воробьева, была разработана программа защиты планетарной системы водораздельных гидроузлов, безопасность которых – основа международной коллективной безопасности. С этой программой я не раз выступал на конференциях ООН. И она встречала полную поддержку крупных ученых и политиков. А главный мировой водораздел, кстати, – это территория между сверхгородами – Москвой и Петербургом, Московской и Петербургской промышленными агломерациями (древняя Тверская земля). Именно здесь берут начала три великие реки России – Волга, Днепр и Западная Двина, здесь соединяются три моря – Каспийское, Балтийское, Черное. Мой большой питерский друг Дмитрий Сергеевич Лихачев был горячим сторонником этой программы. В письме Ельцину он писал: «Если Вы не поддержите Тверскую программу, Россия погибнет вся – от Белого моря до Черного». И он был прав. В рамках этой программы было и направление, связанное с изучением совершенно особой роли торфяных болот (как «поглотителей углеводородов») и минимизации риска глобального теплового загрязнения. К этим выводам подталкивали наблюдения, сделанные специалистами НАСА.

Мы совместно с американцами готовили в рамках соглашения «Гор-Черномырдин» большой научный проект, призванный заложить основы стратегии использования и демелиорации болот в Центральной России… Замечу, что тогда удалось многое отстоять. В частности, благодаря организованному нами общественному давлению (совместные акции Совета Федерации и Госдумы) был закрыт запредельно опасный проект высокоскоростной магистрали, который должен был проходить на достаточно большом удалении от Октябрьской железной дороги. В этом случае планировалось свести леса на колоссальных пространствах и осушить практически все болота на территории самого ядра Великого водораздела (скоростная дорога на болотах – абсурд, а осушение болот в сердцевине водораздела – преступление). Если бы это произошло в те годы, то колоссальный ущерб нашей природе, в том числе и ущерб от пожаров, был бы на порядок больше. Где теперь все эти экологические проекты и программы? Они оказались не ко двору у власти, занятой распродажей ресурсов.

Третий аспект проблемы – научно-технологический, но он тоже замыкается на вопросы собственности. Здесь можно много говорить о новейших научно-технических разработках, которые были приостановлены, о заброшенных научных городах, о НИИ и внедренческих центрах, которые были ликвидированы*. А еще – о судьбе ученых, которые были лишены права заниматься своей работой по той простой причине, что никто им за это не платил и платить не собирается. Поэтому мы почти безоружны перед стихией, а технологический уровень обороны представляет печальное зрелище. Речь идет и о неиспользованных новейших технологиях, связанных с профилактикой и тушением такого рода пожаров (многие самые современные технологии давно пополнили кладбище экологических проектов), и, что особенно важно, о почти полном отсутствии необходимого технического парка. Было ли для кого-то государственной тайной, что торфяники обязательно вновь загорятся, если не будет регулярных дождей? Последние годы мы просто чудом избежали большой беды, на волоске висели. Природа тогда смилостивилась, дала последний шанс. Что было сделано для того, чтобы накопить или хотя бы сохранить технический и технологический потенциал, осуществить ремелиорацию болот, когда еще были деньги и другие необходимые ресурсы, когда были уникальные знания, научные школы? Не было сделано абсолютно ничего. Напротив: убрали последние заслоны. Почему? В ответ мы слышим невнятные рассуждения о «священной частной собственности», о спасительной миссии вывода нефтедолларов за рубеж, о том, что теперь многие территории принадлежат частным лицам, которые использовали их для строительства частных домов, вилл и коттеджей. Государство сознательно пошло на то, что потеряло контроль над ситуацией. Кто в этом виноват – сельские старосты?

Четвертый аспект темы – политико-правовой, в основе которого и лежит вопрос о политической ответственности, а также о том, как она распределяется сейчас, и как будет распределяться, когда настанет час разбора полетов.

Первая реакция, которая была в самом начале пожарища – предложение местным властям подать в отставку. Разумеется, такой призыв вызывает только негативные эмоции, потому что в данном случае речь должна была бы идти, разумеется, о «шишках» совершенно другого масштаба. И то, что немножко тряхнули дерево власти, и несколько крупных «шишек» все же упало, не меняет общую картину, поскольку они, шишки, находились на нижних «ветвях» все того же скособоченного дерева. Конечно, в таком деле, как «поиск крайних» (все тот же избитый русский вопрос: «кто виноват?»), важно не перегнуть палку. Уместен здесь и императив, в соответствии с которым коней на переправе не меняют...

Принцип наших дней – «безопасная» безликость, «зачищенность» политического пространства. Такая «безопасность» – главный источник опасности. Конечно, самый худший вариант – это то, что в Китае времен Мао называлось «огонь по штабам». Если речь идет о смене негодного политического или управленческого руководства на разных уровнях власти, то замена одних недееспособных на других, вообще ни к чему не способных, ситуацию не изменит. Поэтому «огонь по штабам», такого рода политическая «культурная революция» в России будет убийственной.

Если серьезно говорить о политико-правовом аспекте, то, конечно, надо коснуться и вопроса о криминалитете, который в значительной степени ограничивает возможности государства в борьбе с катастрофами. Когда сегодня речь идет о концентрации колоссальных ресурсов, направленных на минимизацию потерь, то даже большие чины говорят о том, что большая часть поступающих средств или уже разворована или будет разворована по мере их поступления. Вопрос лишь в том, что дойдет до тех, кто в этом остро нуждается. С этой точки зрения выглядит понятным и вынужденным решение премьера об установке телевизионных камер (своего рода подзорных труб, а точнее, позорных), посредством которых сам премьер, сидя в кабинете, будет отслеживать работу строителей, следить за тем, какой марки бетон они замешивают, сколько воруют и делают ли все в положенный срок. Нам же предлагают присоединиться к «смотрящему».* Если премьер действительно будет заниматься таким мелким контролем, то это означает, что вся иерархия власти недееспособна. Это свидетельствует о том, что у руководства страны нет ни малейшего доверия к той вертикали власти, которую так упорно выстраивали, поскольку вертикаль оказалась коррумпированной, и они это очень хорошо понимают.

Вызывает возмущение и тот факт, что утрачены многие важнейшие функции ряда министерств и ведомств. Например, МЧС, которое принуждено взять на себя напряженную и действительно героическую борьбу с огнем, отвечает и за гражданскую оборону. Но если бы гражданская оборона с ее мощной и отлаженной инфраструктурой существовала сейчас хотя бы на том уровне, какой поддерживался в советское время, мы избежали бы многих проблем. Тогда каждый школьник, студент, инженер и рабочий (особенно в больших и малых городах) хорошо знал, где находится оборудованное убежище, как пользоваться респиратором и персональным (!) противогазом, какие медикаменты из персональной аптечки следует использовать для того, чтобы минимизировать поражение, как оказать помощь другим в случае пожара, задымления, утечки опасных веществ. Сегодня никто в стране не владеет этой информацией, а от инфраструктуры остались рожки и ножки. Новые собственники постарались… Вся она разрушена практически до основания, продана, ликвидирована на корню. Кто за это будет отвечать? Неужели непонятно, что это бедствие сигнализирует нам о том, что произойдет, если начнется война. Сколько людей пострадает ни за что, хотя в нынешнее время при современных технологиях их легко было бы спасти. Ни малейшей профилактики с точки зрения гражданской обороны нет. Следует учитывать и тот факт, что инфраструктура гражданской обороны полифункциональна, она должна работать не только в случае войны, но и в случае чрезвычайных ситуаций. Думается, после этой катастрофы нужно сделать очень серьезные организационные выводы, в том числе и о том, кто должен отвечать за гражданскую оборону и кто должен ответить за то, что её нет.

Пятый и тоже наиважнейший аспект – медико-санитарный. Государство демонстрирует полнейшее безразличие к судьбам миллионов людей, которые задыхаются в дыму. Никого не волнует, к примеру, как тысячи малышей в Москве, вынужденных находиться в отравленном городе, переживут эту катастрофу. Не было даже обещаний организовать эвакуацию хотя бы малолетних детей и тяжко больных людей, которые обречены были умереть от жары и удушья. И умерли… Я уже не говорю о стариках. Никакой диспансеризации, никакой профилактики заболеваний, никакой заботы и контроля. Вся система медицинского обслуживания и профилактики, которая впервые была создана в нашей стране, полностью обрушена, не восстановлена и не будет восстановлена при таком отношении к делу. С особым цинизмом прозвучали слова одного из больших московских чиновников, что «в Москве ничего не горит, здесь все на автомате». Поэтому, якобы, и нет нужды прерывать отпуск мэра… Москва не горит, но в московских аптеках, давно ставших звеньями сомнительного бизнеса на поддельных лекарствах, никто ничего не знает ни об «антиугарных» масках, ни о других простейших способах минимизации риска. Их просто нет, даже обычных, почти бесполезных, но создающих иллюзию защиты. Не было почти никакой доступной социально-значимой информации. Говоря о жертвах, СМИ упоминали только о людях, которые сгорели на пожаре, ничего не сообщая о тех группах риска, которые должны были получить своевременную, жизненно важную целевую помощь, но не получили и уже не получат. Такой информации не было, поскольку ею никто и не владеет.

Что же касается шестого, собственно экономического аспекта проблемы, то здесь следует говорить о совершенно неэффективных собственниках, которые держат в своих руках доходы от природной ренты, но перекладывают всю ответственность на плечи государства и конечно, на самих погорельцев. В результате именно государство, у которого олигархи отобрали почти все рычаги и ресурсы (так якобы эффективней!), будет строить дома, именно оно, а не олигархи, ищет ресурсы в борьбе со стихией. Те нувориши, которые продемонстрировали в час общенародной трагедии свою полную несостоятельность, должны уйти из нашей жизни, оставив нам наше не до конца распроданное богатство. Раньше, в советское время, говорили о том, что государственная собственность неэффективна потому, что у нее нет настоящего хозяина. Сейчас же, когда хозяин вроде бы давно есть, потрясает воображение уровень бесхозяйственности, несравнимый с тем, что был при советской власти. Он зашкаливает. Неэффективных собственников надо наказывать и гнать из страны, лишать собственности. Это нужно было сделать еще вчера. Если в России нет настоящего собственника, то у России нет и настоящего, подлинного будущего. А кто же есть? Хищники. Эти пожары очень дорого обойдутся нашей стране. Возникает вопрос, а кто заплатит? И мы понимаем, кто... Заплатят не те, кто до сих пор выступал и будет выступать против прогрессивного налогообложения, потому что им всё равно, они здесь не живут, для них Россия – площадка для выкачивания ресурсов. Национального капитала в России как не было, так и нет.

Трагедии продемонстрировала и неэффективность страхового дела в России, и прорехи в самоорганизации – неготовность значительной части самого населения отмобилизовать ресурсы перед лицом общей беды. Как показала трагедия, в час испытаний нашлись и те, кому выгоднее было сгореть, чем защищать свои дома. Если верить прессе, были случаи, когда люди не защищали свои поселения, поскольку это было связано с большим риском. Их сдерживало то, что они могли рассчитывать на обещанную компенсацию…

По седьмому – карательно-профилактическому аспекту рассматриваемой нами проблемы, как говорится, – «конь не валялся». Нас убеждают в том, что всё произошедшее – сугубо природные бедствия. Эта мысль постоянно муссируется. Хотя специалисты знают, что имели место многочисленные умышленные и неумышленные поджоги. Лесные пожары начинались зачастую там, где были незаконные лесопилки, и где уже давно велась борьба за сведение лесов в интересах конкретных собственников. Нельзя ни в коем случае сбрасывать со счетов и террор, потому что более «выгодного» момента для нанесения очень тяжелых ударов по обороноспособности страны, по ее экономике, чем сейчас, придумать нельзя. Поэтому, безусловно, есть вред, есть вредительство, нет только вредителей. Их, как и раньше, никто не ищет.

Существует масса других аспектов, которые можно перечислять до бесконечности. Очень важен, к примеру, образовательный аспект. Люди с детства, а тем более студенты, будущие специалисты, должны знать хотя бы азы того, почему и как именно они должны защищать территорию, на которой живут, как защищать своё здоровье. Никто ничего не знает, образование в этом плане фактически нулевое. То, что школьникам не дают никаких серьезных жизненно необходимых знаний, а натаскивают на сдачу ЕГЭ, наносит невосполнимый ущерб их умственному развитию и личной безопасности.

В заключение скажу, что главная причина наших бед кроется в сфере государственного управления – почти полного отсутствия стратегического планирования и прогнозирования. Цена отложенных или заведомо тупиковых решений известна: то, что можно было сделать за рубли в прежние годы, за миллионы долларов год или два назад, сегодня уже не исправить и за миллиарды. Модернизация России должна начинаться не с «нанотанков», а с выработки грамотной долгосрочной стратегии и социальной перспективы, которая была бы понятной и приемлемой для вех социальных групп.

Я не вижу такой политической силы в России, которая не то что была бы готова к решению этих проблем, но хотя бы грамотно, четко и понятно их называла. Далеко зашедшая зачистка политического пространства от сколько-нибудь интересных и самостоятельных публичных политиков закончилась исчезновением какой бы то ни было идеологии, кроме примитивного прагматизма, и такая ситуация становится действительно опасной для будущего страны. Это уже не деидеологизация (сиюминутные интересы собственников – вся идеология современной России), а нарушение способности мыслить вообще. На таком фоне создать и реализовать какую-то долгосрочную стратегию, например, ожидаемую программу системной модернизации, задача неисполнимая.

 

***

            Автор оставил без изменения тексты, записанные в период пожара, не внеся корректив после того, как органы государственной власти провели «разбор полетов», поскольку такого разбора – разбора по сути, с выводами на перспективу – пока так и не состоялось…