Тезисы
о конце
света
Александр Леонидович Казин
доктор философских
наук,
профессор
Санкт-Петербургского университета,
член Союза писателей
России
1. Всё, что имело начало, будет
иметь конец. Об этом
ещё Платон писал. Нелепо думать, что тварная человеческая история будет
развиваться по бесконечной восходящей линии, как это полагают
сторонники теории
прогресса. Что касается христиан, то им прямо предсказан конец грешной
земной
жизни в Откровении Иоанна Богослова: «И увидел я новое небо и новую
землю; ибо прежнее
небо и прежнее земля миновали, и моря уже нет» (Откр.21,1).
3. Вплоть до февраля 1917
главным препятствием на
пути антихристианских сил (антицеркви) оставалась царская Россия, с её
православной государственностью и культурой.
Сам принцип устроения общественного сознания и социальной
практики
монархической России отличался не механически-юридическим совершенством
процедур, благодаря которым справедливость достигается как бы
автоматически
(т.е. не по-христиански), а именно нацеленностью всех своих отношений
на
Правду, которая сама по себе не от мира сего и потому требует если не
подвига,
то усилия для своего воплощения. Об этой особенности русской
«политической
этики» хорошо сказал С.А.Аскольдов в 1918 году: «Русь была до отмены
крепостного права, а отчасти и после него страной рабов и
рабовладельцев, но
это не мешало ей быть Святой Русью, поскольку Крест, несомый одними,
был носим
со светлой душой и в общем и целом с прощением тех, от кого он зависел,
поскольку и те и другие с верою подходили к одной и той же Святой Чаше.
Так
праведность десятков миллионов очищала и просветляла в единстве
народного
сознания грех немногих тысяч поработителей, к тому же грех часто ясно
не
сознаваемый в качестве такового ни той, ни другой стороной». Добавлю,
что дело
тут не в «рабах» и «рабовладельцах» (остатки либеральной терминологии у
Аскольдова), дело в сообща несомом Кресте, по отношению к которому и те
и
другие равно грешны и равно святы.
4. Главная трагедия России
(значительно приблизившая
конец мирового процесса) произошла в феврале 1917 года. Волею Промысла,
император Николай Второй оказался «крайним» в той цепи нисхождения
(инволюции)
национальной (и общеевропейской) истории, которая вела (и ведет) от
христианской монархии к сетевой власти олигархических кланов – «новому
прекрасному миру». Ни Иоанн Грозный, ни Петр Великий не смогли бы
удержать
рушащуюся с религиозно-онтологического «верха» к
прагматически-буружуазному
«низу» Империю – разве что несколько задержать («подморозить», по слову
К.Н.Леонтьева) это падение. Отречение последнего Царя – акт,
направленный на
спасение русской крови от междоусобицы в условиях, когда большинство
правящей
элиты (как «правые», так и «левые») уже вошло в зону нехристианского
социального соблазна, подтолкнув туда же уставший от затянувшейся войны
народ.
5. Разрушившая традиционную и
успешную для России
монархическую государственность, буржуазная власть оказалась полностью
несостоятельной – одинаково в военном, экономическом и особенно в
идейном
плане. Временное правительство во главе
с А.Ф. Керенским состояло
из тайных и явных масонов, а в
красной армии царских офицеров и генералов оказалось немногим меньше,
чем в
белой. Разумеется,
«ленинско-троцкистская гвардия» — это демоны революции («красная»
русофобия).
Политику красного террора («диктатура пролетариата») развернули в
октябре
семнадцатого именно они. Начав с расстрела юнкерских училищ и
священников, они
зверски убили затем Царскую семью, потопили в крови кронштадтское
восстание и
потравили газами тамбовских крестьян. Один из первых совдеповских
концлагерей –
знаменитый СЛОН на Соловецких островах – заработал на полную мощность
уже в 1923
году. Вместе с тем именно большевики собрали рухнувшую в феврале
семнадцатого
Россию почти в прежних имперских границах. Вопреки наследственному
интеллигентскому презрению к собственному Отечеству и поддержке нью-йоркских банков, на которые они опирались,
Ленин и Троцкий ввели «отчалившую» Русь в жесткие дисциплинарные
берега,
выиграв Гражданскую войну. Великая, Малая и Белая Россия, Средняя Азия
и Кавказ
к 1922 году опять стали частями единой страны. Если бы
действия советской власти сводились к заговору
пассажиров «пломбированного вагона», проехавшим в апреле 1917 года
через линию
фронта, и в котором действительно не было ни одного русского человека –
и
рассуждать было бы не о чем. Но дело идет о судьбе России, всего её
многомиллионного народа, и тут нужен
Божий суд, который видит вещи в их полноте. Ныне, спустя почти сто лет, уже невозможно отрицать, что
советская власть оказалась превращенной формой
русской идеи: живи не так, как хочется, а так, как Бог велит.
Смысл
знаменитой Декларации митрополита Сергия (Страгородского) 1927 года и
заключался в констатации этого факта, по сути признанного теперь и
зарубежной
Церковью, воссоединившейся в 2007 году с
Московским Патриархатом. 70 лет
советской власти не были «выпадением из
истории» – это была бессознательная попытка удержания
(«подмораживания»)
России от того антихристианского духовного распада, которым
характеризовалось
состояние цивилизации Запада после первой мировой войны.
7. В настоящее время (2011 год)
можно констатировать
фактическое завершение христианской истории на постмодернистском
Западе.
Сегодня на пространстве Евроатлантики
осуществляется не ценностное приращение бытия, а его
технологическая
эксплуатация. Технический прогресс Запада происходит по инерции,
моделируя компьютерными средствами
глобальный масштаб
греха как нормы жизни. Идеология постхристианского мира быстро, хотя и
внешне
незаметно, переходит в антихристианскую, тиражируемую под разными
именами
деятелями антицеркви. Как писал полвека тому назад М.Хайдеггер, в
Европе (и тем
более в Америке) уже нет бытия — там есть подручное, прирученное
существование,
когда субъект такого существования сидит перед телевизором или
компьютером (мир
как иллюзия-выставка), имея в качестве собственника всю Вселенную. Вопреки всей самодовольной прозе подобного
«царства теней», в истоке его лежит утопия — социальная и
технологическая
утопия гуманизма, вплоть до «американской мечты» о просперити с
белозубой
улыбкой, отграничивающей ее владельца от всего низшего — варварского,
от всего
внешнего — чужого, опасного, но и от всего высшего — богоносного,
таинственного. Это утопия мира без страдания, без греха и Воскресения.
В
сущности, это насмешка над творением Божиим, и самое печальное состоит
в том,
что этот смех уже прозвучал.
8. Что касается России, то на
основе вышесказанного позволительно
заключить, что
Русь-Россия во всех своих исторических формах (включая советскую), так
или
иначе, с бо̀льшим или меньшим успехом, исполняла роль Удерживающего (2
Фессал.
2,7) в нисходящем движении истории, предсказанном в Писании. Можно
предположить, что назначение Святой Руси и состоит в замедлении этого
стремления мирового социокультурного «человейника» вниз, ко всё более
темным
(вплоть до инфернальных) уровням тварного существования.
Последовательная
либеральная жизненная практика есть плод уже остывшей или остывающей
цивилизации, где предельные религиозные
(смысложизненные) вопросы давно «разрешены» и отданы на откуп
частному
мнению, а незыблемой почвой общественного согласия «о главном» является
необсуждаемая заинтересованность любых партий, классов и «меньшинств» в
сытой и
удобной жизни. Такого «бога» зовут ОКЕЙ, и это есть подлинно
антихристианский
«бог». От его имени говорил Великий
инквизитор Ф.М.Достоевского. Самые большие грешники на этой падшей
земле те,
кто наиболее комфортно устроился среди всеобщего греха. По ходу мирового времени возрастает напряженность
антиномии
добро/зло. Физических сроков и конкретных завершительных форм
внутриисторического апокалипсиса людям знать не дано, но, по-видимому,
основные
события метафизического плана развернутся в наступившем XXI столетии. В определенном смысле конец
света уже
наступил, только не все это заметили. В таком плане последняя жертва
России
Богу может заключаться в том, чтобы своим онтологическим
неблагополучием
отвергнуть тотальное приспособление к греху как норме личной и
общественной
жизни в утерявшем вертикальное измерение мире. Тогда конец света (конец
духовной истории) может приобрести положительный смысл в христианском
значении
этого слова.
9. В связи со сказанным придется
проститься с
проектами «второго исихастского возрождения», то есть – c замыслами «запустить
христианскую
историю» заново. Дважды в одну реку не входят. Православие, несомненно,
сохранило (в отличие от католичества и тем более протестантизма)
первичную
христианскую энергетику обожения, и русская православная цивилизация
сделала очень
много, чтобы воплотить эту энергетику на земном (социально-культурном)
плане
существования. Однако «проходит лик века сего», и вместе с ним близится
к
завершению число ста сорока тысяч избранных, у которых «имя Отца
написано на
челах» (Откр.14. 1). Для Православного Царства сегодня физически не
остается
места на земле. Подобно граду Китежу, оно не перестает существовать —
оно уходит под воду, в метаисторию, на
иные
онтологические горизонты. Видимый уход с поверхности бытия не означает
исчезновения
из Божественного замысла творения, который уже давно осуществлен в
вечности. «Не
будем забывать, что Страшный Суд есть не что иное, как второе
пришествие
Христово. Для верных рабов Божиих это есть единственное исполнение их
надежд,
разрешение их веры и упования»[1].
Постхристианский, нехристианский и антихристианский миры пусть ещё воюют друг с другом, ища своей пирровой
победы на экранах компьютеров и на полях
сражений. «Се, гряду скоро, и возмездие Мое со мною, чтобы воздать
каждому по
делам его» (Откр. 22, 12).
[1] Свящ. Геннадий Беловолов. Заметки о русском апокалиптизме
// Русский
Крест. Сб. статей СПб., 1994. С. 114.