Иммунная система Русской цивилизации

 

Сергей Юрьевич Петров
канд. техн. наук, доцент ГУ ИТМО (Санкт–Петербург, Россия)

 

В эстонской газете «Parno Postimes» несколько лет назад была опубликована заметка некоего К.Тююра о взаимоотношении Запада и России. В заметке в частности писалось: «Мы привыкли говорить о западных ценностях: правах человека и гражданских правах, свободе мнения и выражения, уваже­ния человеческой жизни. С российской же стороны зачастую доносятся ут­верждения, что их система ценностей нечто иное, их ценности иные. На во­прос, какие же они, я не получил вразумительного ответа».

Да, в самую точку попал автор! Западная цивилизация четко опре­делилась со своими ценностями, а нынешняя Россия, хотя и ощущает себя отличной от иных циви­лизаций, никак не может вспомнить эти отличия, вполне ясно осознаваемые нашими предками. Что такое Советский Союз и какова его идеология понимали все, чем была дореволюционная Российская империя – тоже; а вот что такое нынешняя Россия и какова идея ее существования, кажется, не понимает никто. Как следствие – критическое снижение авторитета России в глазах потенциальных союзников; для Востока – мы отсталая провинция Запада, для Запада – безнадежный Восток.

В ценностной неопределенности современного российского общества несколько составляющих и предваряя их разбор, следует, прежде всего, отметить: в последние десятилетия усилилась не какая–либо конкурирующая цивилизация или группа стран, но слабела и уступала «свое» Русская цивилизация. Поэтому причины надо искать в себе и прежде всего в иммунной системе Русской цивилизации.

Иммунная система. Триада «вера», «культура», «этнос» составляет иммунную систему любой цивилизации, а на ранних этапах развития триаду дополняет «язык». Эти факторы идентичности как клетки иммунной системы, защищают самобытный организм цивилизации; прорыв одного рубежа (например, секуляризация общества) означает болезнь и ослабление цивилизации, уничтожение нескольких – гибель.

Разрушаются иммунные барьеры, как правило, в обратном порядке, по сравнению с возникновением. Первым перестает играть существенную роль язык, затем по мере секуляри­зации общества, умаляется религия, а вслед за религией деградирует и культура, хотя процесс этот не носит линейного характера и может продолжаться довольно долго с периодами возвратов. Соответственно стареет и теряет пассионарность этнос.

Существуют цивилизации, где все проще: их объединяет лишь один критерий идентичности. Вообразим, себе, например, судьбу мусульманского мира в том случае, если по какой–то причине его перестанет объединять религия. Что общего обнаружится у Индонезии и Ирака, Ирана и Саудовской Аравии, если не будет ислама? Этнически, языково и культурно весьма несхожие, едва ли они найдут точки общих интересов и единая цивилизация рассыплется.

Какие из факторов идентичности играют важную роль в современной Русской цивилизации? Несомненно, этнические, ведь основали Русскую цивилизацию славянско–русские племена, однако ныне – это фактор второго–третьего эшелона значимости. Как и язык, хотя фонд «Русский мир» и видит в нем объединяющую силу. Значение религии и культуры куда выше, но в результате смещения на шкале ценностей в начале ХХ века, религия отошла на второй план и для окружающего мира нынешняя Россия – это преимущественно секулярная цивилизация, хотя и с сильным влиянием православных корней. Вопрос, нормально ли это? И может ли такая цивилизация долго существовать?

С одной стороны, если существуют и существовали цивилизации, отличительным признаком коих является именно культурная самобытность (Древняя Греция, современная Япония...), то почему нет? С другой стороны, если в фундаменте цивилизации лежала именно вера, то критическое ее ослабление, не может ли не сказаться?

Точного ответа на данные вопросы пока не найдено, однако рискнем предположить – для некоторых цивилизаций утрата базовых ценностей и даже просто смещение их на второй план, равносильно серьезной болезни. Выше приведен пример Исламской цивилизации, но он впрямую к России не применим. Ближе другая аналогия. Зарождение одной из цивилизаций подробно описано в Библии, а именно в книге, описывающий исход евреев из Египта.

Модель зарождения цивилизаций. Интересно взглянуть на Исход с позиций цивилизационного метода. По сути, в этой части Библии описана модель рождения цивилизаций и судя по тому, что мы знаем о рождении иных культур (например Индийской по Ведам), эти принципы носят универсальный характер.

Современные исследователи относят Исход ко времени правления фараона Рамсеса II (1279–1212 годы до н.э.).[1] Перед нами разворачивается картина, как за сорок лет малоизвестное племя, существовавшее в тени Египетской цивилизации, превратилось в мощную цивилизацию, захватившую в XIII–XII веке до н.э. множество палестинских городов.

Египет в то время являлся для молодого еврей­ского племени колыбелью культуры, однако была и оборотная сторона привле­кательности Египетской цивилизации для евреев – это опасность пол­ного ус­воения египетской культуры и языческой веры, а за ней и ассимиляции. Читая книгу Исход, мы можем предположить, что процесс зашел далеко, так как еврейский народ, выведенный Моисеем из Египта, при первых же трудностях принимался сетовать и вспоминать о безбедной жизни в Египте: «...Лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыни».... «О, если бы мы умерли от руки Господней в Египте, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта» (Исход, 14, 12; 16, 3).

Евреям в Египте, как бы мы сказали сейчас, угрожала по­теря национальной идентичности, и нужны были экстраординарные меры. Господь через Моисея первым делом дает им высокую цель в виде заповедей и правил, то есть религию, – ко­торые на­род должен был под страхом смерти блюсти. Не признавать языческих богов («Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой..., на­казывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода» (Исход 20, 5); не смешиваться с иноплеменниками (Не заключай союза ни с ними, ни с их богами» (Исход 23, 32); соблюдать нравственные законы («Удаляйся от неправды», «не убий», «не прелюбодействуй», «не кради» (Исход 20, 23).

Нетрудно объяснить, почему именно религия стала главным и единственным шансом для евреев. Дело в том, что собственной значимой культуры у еврейского племени не было – до той поры они существовали в тени египетской культуры; соб­ственных материальных достижений тем более – и в более поздние времена ев­реи не были сильны в этом; оставался только один «инструмент идентичности» – религия.

Если процесс рассматривать с точки зрения меха­низма действия межцивилизационных барьеров, то отметим роль эт­нической принадлежности (именно евреев, а не иное племя избрал Бог) и роль религии – хотя и данной Богом Мои­сею, но все же произвольно принятой еврейским на­родом.

* * *

Какое отношение этот пример имеет к сегодняшнему дню? Дело в том, что Еврейская цивилизация много старше Русской, поэтому алгоритм ее выживаемости чрезвычайно интересен. Ведь если две с лишним тысячи лет цивилизация существует, значит, какие–то ее ценности оказались сильнее времени. Не все исследователи ныне признают существование отдельной Еврейской цивилизации, однако кое–что из Откровения подсказывает нам, что такая цивилизация существует.

Очевидно, основным критерием идентичности евреев, как две тысячи лет назад, так и сейчас является, во–первых, религия, во–вторых, этническая принадлежность. А.И.Солженицын приводит фразу еврейского исследователя Э.Меджерицкого, который отмечает взаимосвязь этноса и религии: «Кто кого создал: Тора евреев или евреи – Тору? Тора охранила евреев. Но другой народ не сохранил бы Торы – с ее 613–ю заповедями, со сложнейшим ритуалом».[2]

Да, с одной стороны, религия основа жизнестойкости еврейского племени, но с другой стороны – кто бы, кроме еврейского этноса, с его специфическими особенностями усвоил бы и сохранил подобную религию. Ничего, в этом смысле, в системе ценностей еврейского племени не изменилось к сегодняшнему дню.

По–видимому, это и есть основное правило выживаемости цивилизации: верность базовым ценностям. Однако на практике подобный сценарий реализуется плохо и базовые ценности с течением времени эволюционируют.

Вера или идеология? Россия – пример цивилизации с эволюционирующей системой ценностей. И эта эволюция все дальше уводит ее от фундаментальных ценностей, а компенсаторных механизмов не находится (в советские времена нашелся – идеология). Поэтому перед нынешней Россией все тот же вызов: в соперничестве с окружающим миром противопоставить либо твердую веру, как это делают исламские страны; либо мощную объединяющую идеологию, как делал Советский Союз; либо самобытную и тщательно «охраняемую» культуру, как Япония. Либо все вместе – что желательно.

Культурный фактор идентичности чрезвычайно важен, но он никогда не был стержнем Русской цивилизации. Напротив, все свои идеи культура черпала в православии. Пушкин, Достоевский и Толстой показали миру, какой культурный плод может произрасти из русской веры и на русской почве. Пока русское общество было религиозно, иммунная система цивилизации вырабатывала «антитела» против излишнего влияния извне и мы говорили об открытости и универсальности русской культуры; как только религиозность ушла, говорим о некритичном подражании Западу и даже о культурном поглощении.

Подпитываемая идеологией кое–чего достигла и советская культура – отрицать этого невозможно! А вот то, что не поддерживаемая верой и идеологией, культура станет так быстро деградировать в России, никто не ожидал. Всего–то двадцать лет с момента развала СССР – а какая «культурная разруха»! Стало быть, иных защитных барьеров кроме веры и/или идеологии, не остается. Но можно ли называть нынешнюю Россию верующей, православной страной?

Если понимать так, что в христианской стране большинство населения должно жить по заповедям Христа – то, безусловно, нет. Имущественное расслоение, Кущевская, коррупция – какие еще свидетельства духовного одичания нужны? Да, крещенных много, а истинно верующих? Ведь и в Европе, которую мы именуем секулярной, крещенных тоже много.

В.Семенов отмечает, что при социологических исследованиях «в рейтинге ценностей вера всегда оказывалась на последнем месте во всех группах населения, за исключением людей старше 60 лет...».[3] У молодежи до 30 лет она также на безнадежном седьмом месте (из семи предложенных). Эти данные коррелируются с европейскими данными, согласно которым уровень религиозности в России находится на одном из последних мест в Европе.

Все это мы видим и без социологических опросов. Тем не менее, на взгляд со стороны ситуация выглядит несколько иначе. Не только католики, но и право­славные греки напуганы, как они говорят «русской культурной агрессией» на Святой Земле. Автор этих строк наблюдал, как в далеком Назарете, в будний день на праздник Благовещения «Верую» пели на русском языке всем храмом; происходило это в греческом храме, но греков слышно почти не было. В Испании в самых «католических местах» вдруг появляются диковинные для этих мест православные приходы (например, на острове Тенерифе), а русский бизнесмен, купив себе виллу, вскоре начинает искать и храм. Большое, как говорится, видится издалека.

Однако все «за» и «против» не дадут ясной картины, пока не проанализируем, как реагирует иммунная система цивилизации на раздражитель. Если реагент вызывает бурную ответную реакцию – иммунная система здорова, хотя организм и температурит; если реакция вялая, значит, иммунитет нарушен и инфекция хозяйничает в организме, как в своем доме. Мы знаем, как реагируют Исламские страны на оскорбление своей веры – это реакция здоровой иммунной системы; мы знаем, что оскорбление христианства стало нормой для Европы – это реакция больной иммунной системы. Все последние события, связанные с конфликтами православных верующих с секулярной частью российского общества демонстрируют некое среднее состояние.

Так, явно оскорбительные и антихристианские выставки в России неизменно пресекались и через суд получали должную оценку. Впрочем, должную ли? Виновные обычно отделывались незначительными штрафами и если сравним с тем, какие сроки получали в России обвиненные в иных экстремистских высказываниях, то поймем – общество наше теплохладно. Игнорировать мнение верующих оно не может, однако идеалы его весьма далеки от идеалов верующих. Валить все на СМИ тоже не следует, ибо если большая часть общества скажет «нет», то и СМИ скажут – «нет».

В общем, в отличие от мусульманских стран Россия, хоть и продемонстриро­вала реакцию на «инфекцию», но весьма вялую; с другой стороны, в отличие от европейских стран, где атаки на христианство обычная вещь, она показала, что ре­акция все же еще существует. Увы, на фоне культурной деградации и падения нравов этого явно мало. Поэтому и не удается переломить ситуацию.

Веру на некоторое время может подменить идеология. Социалистическая идея 70 лет успешно соперничала с либеральной доктриной и «правами человека». Однако крах Советского Союза надолго отбил охоту у русских к идеям фикс. А идей стоящих, долговременных не находится, хотя поиском их еще с 1990–х занимаются целые научные коллективы.

Слышатся голоса, что появление новой российской идеологии – дело времени. Что сейчас у нас, мол, период реставрации после советской эпохи, и как только он закончится, мы перестанем искать ценности в прошлом (православие, имперская идея), а обратимся к будущему и выработаем новые принципы существования. При всем скептическом отношении к подобным рассуждениям, нельзя отвергать их совсем. Ибо если Россия не возродит православную веру, какой–то компенсаторный механизм она должна будет найти.

По–видимому, одним из краеугольных камней в новой российской идеологии будет возврат к ценностям православия. Но только одним, ибо если православие снова стало бы доминирующим фактором идентичности, никакая идеология России не понадобилась. В остальном же это будет некий консерватизм в облегченном варианте с оформлением идеологии «самобытности», включающий в себя все положительное наследие Руси–России–СССР.

Так ли безобиден россиянин? Этнический фактор. Русскую цивилизацию создали не граждане России, не россияне, а русские. Поэтому вплоть до начала ХХ века слово «русский» фактически являлось синонимом нынешнего слова «российский». У нас было Русское правительство (хотя не все в нем являлись русскими), Русское географическое и Русское физическое общества, в Европе в 1907–1914 г.г. с большим успехом проходили «Русские сезоны» С.П.Дягилева. Не российские, а именно русские, несмотря на то, что артисты и художники, участвовавшие в «Сезонах» имели различные национальности. Но это никого не смущало, так как принадлежность русской культуре, Русской цивилизации и в подавляющем большинстве – Русской церкви, делало несущественными национальные различия, и именоваться по имени титульной нации являлась естественным и почетным. Отсюда же и «русские» архитекторы, строившие Петербург: Растрелли, Росси, Монферан, Бенуа...

Словом, тот факт, что Россия детище русских, никем не оспаривалось. Соответственно, представить Россию не имеющей преобладающего русского населения и доминирующей русской культуры можно, если одновременно предста­вить другую страну.

Сейчас же слово «русский» фактически под запретом, однако никто кроме самих русских в этом не виноват. Никогда соотношение русские/нерусские в России не было так велико (русских более 80%; в СССР – чуть больше 50%), однако никогда они не были так слабы. Это особенно заметно на фоне иных национальностей России, которые перестают видеть в русских ведущую силу. Разнузданное поведение в Москве кавказцев – симптом болезни.

Ф.Достоевский полагал, что кризис в нации наступает, когда в ней «изживается нравственно–религиозная идея»; вроде бы верно, однако почему изживается эта нравственно–религиозная идея? Не потому ли, что слабеет этнос? Наука пока бессильна определить, где та граница человеческих утрат, после которых регенерация цивилизации проблематична. Не знаем мы, закончился надлом или нет – тенденции этногенеза проявляются очевидным образом лишь спустя время. Не станем вдаваться и в теории, доказывающие, что срок жизни русского этноса еще не истек – согласно этим теориям настоящий его возраст 800–900 лет, – отметим лишь, что Россию не спасет никакой россиянин. Россиянин уже смирился с секулярным (читай – безнравственным) характером государства, по вечерам с нетерпением ждет сериала, и ничего не имеет против очередного аборта своей жены. Не будет он сопротивляться и угрозе разрушения своей страны. Зачем, ведь россиянину–азербайджанцу никто не помешает торговать на рынке, а россиянину–китайцу «осваивать» Дальний Восток. Сохранить государство могут только русские.

Что–то подсказывает, что возрождение России, если ему суждено случиться, начнется именно с возрождения здорового русского национализма. Во–первых, это более всего созрело в обществе, а во–вторых, без этого условия о сильной России можно позабыть.

Возможно, прорвет блокаду молодежь, лишенная комплексов старшего поколения. Не следует бояться и здорового русского национализма; но только в том случае, если он несет с собой высшую идею: «Я русский и я выше других, потому что я верующий, православный и патриот», а не наоборот – «Я выше других, потому что я русский».

* * *

Кризис идентичности. Кто успеет быстрее? Из вышесказанного вытекают все слагаемые кризиса идентичности российского общества. Оставив прежние идеалы, российское общество не может отыскать идейную точку опоры и страдает отсутствием доминирующей общепризнанной идеологии. Какая–то часть верующих вспоминает о Святой Руси, какая–то часть общества – об империи, а горстка коммунистов грезит советской эпохой. Все это сопровождается мощным дрейфом в сторону Запада. На фоне конкурирующих западных ценностей – либерализма и прогресса, – призывы наших политиков к «общероссийскому патриотизму» выглядят, по меньшей мере, половинчато.

Однако самая сильная «пробоина» в области культуры – бытовой и элитарной. Элитарная несамостоятельна, ей свойственно западничество и следование всем, даже самыми разрушительным тенденциям культуры западной. Опаснейшая из них – отрыв от национальных корней и потеря своеобразия.

Если высокая культура ориентирована на Запад, хотя источник для ее раз­вития находится внутри России, то бытовая культура, как раз, могла бы взять западный образец за эталон, но не делает этого, а напротив показывает все признаки деградации. Ее крайне низкий уровень связан с общим понижением нравственности. Это подтверждает известную истину, что даже при самых благих пожеланиях невозможно от чуждой цивилизации взять то, что нам кажется положительным, оставив без внимания все отрицательное. Полу­чается, что в форточку влетает вовсе не та птица, ко­торою ждали.

Вероятно, возрождение культуры уже не возможно без восстановления нравственности российского общества, то есть без восстановления системы веровании народа. Уже потеряна граница нравственной безопасности и утрачены ориентиры «хорошо–плохо».

Падение нравов и культурное «одичание» углубляет демографический кризис, а все вместе приводит в упадок и экономику, и армию, и судебную систему... Очевидно, цепочку можно разорвать только в начале, но не в конце. Так что впору объявлять национальный проект: возрождение веры!

Рискну предположить, что Россия имеет шанс сделать любой процесс и в области куль­туры, и в области общественной нравственности, и даже в области политики и экономики обратимым. Главное, что у нас существует Церковь не модернизированная, не встроенная в политическую систему, как еще одна палата лояльного парламента, а независимая, и как и тысячу лет назад, накладывающая на своих чад множество ограничений и постов. Словом, Церковь истинная.

Но серьезная проблема – тут же! На шкале ценностей религия оказалась отодвинута на вторые, третьи, а у молодежи даже на седьмые места. Общество готово крестить детей, печь куличи на Пасху, иногда бросить копеечку на восстановление храма, но не более того. От 5 до 7% истинно верующих – и никуда не укроешься от сего факта. Поэтому даже если с утра до вечера по ТВ вещать о «Православии, Самодержавии и Народности» – это никак не отразится на общественном сознании. Российское общество будет требовать сериалов, а не рассуждений о своей великой христианской миссии.

Итак, остановить негативный ход истории может только цементирующая идея. В России такой идеей может быть либо вера, – для этого снова должно произойти смещение на шкале ценностей Русской цивилизации, – либо внятная и обязательно мессианская (не потребительская) идеология. Поэтому я бы охарактеризовал нынешнюю ситуацию фразой «Кто успеет быстрее». Телевидение, пьянство и наркомания окончательно добьет русский народ, или верующие переломят ситуацию в свою сторону. Находясь внутри ситуации, мы не все способны охватить, однако более 700 монастырей и тысячи храмов, открытых за двадцать постсоветских лет, должны ли как–то повлиять на ситуацию?

Не следует бояться и выражения «поиск новой идентичности» на том основании, что, мол, у нас уже есть базовые ценности и других не будет. Нет, на каждом новом этапе базовые ценности обязательно ложатся на новую реальность, о чем в свое время писал еще К.Леонтьев. Поэтому, возрожденная Россия никогда не будет похожа на себя прежнюю.

 

 В оглавление ТРМ №14