СЛОВО РЕДАКТОРА

Философия русской культуры

О, Русь! в предвиденье высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким же хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?

                                В.Соловьев

 

Удивительно, но каждый раз, начиная новую тему выпуска нашего журнала, мы вынуждены разъяснять саму суть понятий, входящих в название темы. Это происходит не потому, что нам нравится упражняться в извлечении звуков, подобно мольеровскому Журдену, а потому, что в современном обществе одно понятие подменяется другим, а зачастую извращается, трактуется неверно или вовсе исключается из употребления. В русском языке такие метаморфозы с ключевыми понятиями происходят особенно быстро, что и не удивительно, если учесть динамику культурного преображения общества и смены эпох не только в течение жизни нескольких последних поколений, но и в последние годы. Так, например, было с предыдущей темой по «идеологии», исследуя которую мы столкнулись с феноменом непонимания и даже отторжения самого этого понятия в самой широкой среде, включая продвинутую интеллигенцию. Как тут не вспомнить высказывание Рене Декарта –  определяйте значение слов, и вы избавите человечество от половины его заблуждений.

Одно из самых запутанных, заезженных и стертых до заведомо неточного употребления понятий в нашем языке – «культура». В обывательской среде оно «опускается» до рассуждений о том, как надо хорошо одеваться и правильно держать вилку с ножом за трапезой. Еще одна и, пожалуй, самая распространенная трактовка понятия культуры – её отождествление с эстетическим восприятием мира и различными видами «изящных» искусств – от театра и литературы до живописи и архитектуры. На этом фоне сравнительно редко можно встретить более глубокое, сущностное, понимание культуры, которое неразрывно связано с цивилизационной теорией, приоткрывающей природу многих современных геополитических конфликтов. При этом важно не перейти ту грань, которая отличает научный подход к проблеме от сугубо политического, а тем более – откровенно политиканского, когда сама цивилизация становится не целью, а инструментом достижения политических целей[1].

Выпуск журнала именно о цивилизационном аспекте темы. В нем мы попытались показать, что внешние силы, которым уделяется столь много внимания в «теории заговора», служат лишь «мехами» для раздувания конфликтов – пламени, которое зарождается в глубине народной жизни или порождено болезнями государственного организма. В очередной раз хотелось бы обратить внимание и на чрезвычайные риски, связанные с искусственной политизацией теории локальных цивилизаций, особенно в тех случаях, когда речь идёт о сплочении русского народа в великом деле построения и сохранения государства («государство-цивилизации»). Последнее замечание представляется особенно важным после того, как это положение было недавно введено в наш политический язык[2], что заставило огромное количество политтехнологов и доморощенных политологов включиться в процесс грубой политизации весьма сложной культурологической теории.   

+ + +

Общеизвестно, что слово «культура» прошло длительный путь переосмысления и бесконечных интерпретаций во всех языках мира. Сегодня объем этого понятия вмещает в себя всё и вся – от «культуры тела» до «гражданской культуры», от самых ранних представлений о возделывании земли и воспитании (латинское cultura) до обозначения наиболее значимых особенностей народной жизни – материальной и духовной, связанных с историей возникновения и существования любого государства. И везде это слово уместно, поскольку содержит в себе идею порядка и установления правил.  И действительно, с тех пор как люди начали объединяться в племена, роды, а затем в этносы и народы, они были вынуждены вырабатывать правила совместного проживания. Эти правила отражали быт, привычки и традиции той или иной группы людей, что и закладывало основы национальных культур, некоторые из которых послужили фундаментом для последующего государственного строительства. Как подметил Терри Иглтон, «любая частная национальная или этническая культура становится собой только благодаря объединяющему принципу государства, а не самопроизвольно. Культуры по своей сути неполны и нуждаются в государстве как в дополнении, чтобы по-настоящему стать собой».

Одним из наиболее характерных проявлений культуры народа является его язык и религия[3]. Исконной религией русского народа стало Православие, так как именно эта религия в наибольшей степени соответствовала его духу и традициям, то есть – его культуре. Именно Православие позволило объединиться русским людям в единое древнерусское государство, выросшее со временем в великую Российскую империю.

При этом нельзя не упомянуть о том, что стремление к красоте всегда было одним из главных движителей формирования культуры, конечно – красоте в индивидуальном понимании каждого народа. Достаточно вспомнить один из аргументов, который повлиял на решение св. князя Владимира о принятии Православия. Его посланники, вернувшиеся из Византии, решающим доказательством истинности веры сочли красоту: «Не знаем, на небе ли мы были или на земле, ибо нет на земле такого вида и такой красоты, и мы не знаем, как рассказать об этом; только знаем, что там Бог с человеками пребывает и Богослужение их лучше, чем во всех иных странах. Мы не можем забыть красоты той». И как тут не вспомнить известное выражение Ф.М.Достоевского: «Красота спасет мир». В свете рассмотрения культуры как основного государство образующего фактора, эти слова приобретают поистине глубочайшее значение, лишний раз подтверждая гениальность предвидений писателя.

Впрочем, красота может порой становиться искусительным фактором, порождая псевдо представления, как о самой красоте, так и об искусстве. Искусство же всегда отражает культуру общества и времени. И в этом смысле крайне важно прививать представления об истинной красоте с детства. Каковы будут эти представления, таким и будет государство, когда дети достигнут дееспособного возраста. Об этом размышляет в статье этого номера прот. Александр Шаргунов[4], об этом говорит в своей статье проф. А.Л.Казин[5].

Таким образом, когда мы говорим о культуре того или иного народа, мы всегда должны помнить, что именно она лежит в основе формирования государства. С другой стороны культура является отражением процессов, которые происходят в государстве в тот или иной исторический период его развития. И соответственно, любой удар по культуре – это удар в самое сердце государства.

+ + +

При обсуждении геополитических вопросов сегодня всё чаще говорят не о национальных или этнических культурах, а о локальных цивилизациях, поскольку именно здесь проявляется доминирование конфессионального начала над этническим. Но здесь же наиболее полно проявился и принцип противопоставления «подлинной цивилизованности» и варварства, обосновывающий право на господство «высших рас» или «цивилизованных народов». По этой причине все «не-западные» цивилизации и, прежде всего, русская, рассматривались как некий атавизм и даже помеха в прогрессивном развитии. Даже в работах самых крупных европейских мыслителей, в том числе Гегеля или Маркса можно встретить высокомерные, а иногда и уничижительные оценки исторической роли славянства и России, в основе которых лежит все та же схема, разделяющая «цивилизацию и варварство». Впрочем, Гегелю принадлежит не только общеизвестный афоризм «физическое солнце восходит на Востоке, а духовное, более истинное солнце, – на Западе», но и здравая оценка колоссального потенциала русской цивилизации. К примеру, в его личной переписке встречаем весьма уважительное отношение к подданным России: «Ваше счастье, что отечество Ваше занимает такое значительное место во всемирной истории, без сомнения имея перед собой еще более великое предназначение. Остальные современные государства, как может показаться, уже более или менее достигли цели своего развития; быть может, у многих кульминационная точка уже оставлена позади и положение их стало статическим.  Россия  же ...в лоне своем скрывает небывалые возможности развития своей интенсивной природы...».

П. Чаадаев, признавая своеобразие цивилизованного развития России, видел его в том, что «мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого», «мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах». Но не только это порождало вековой конфликт между западом и востоком. Следует также отметить бескрайность просторов и неисчерпаемость природных ресурсов России, которые извечно пугали, но вместе с тем манили адептов западной цивилизации[6].

Дискуссия о цивилизационной принадлежности России никогда не заканчивалась и, видимо, не закончится уже по той причине, что ныне происходят столь масштабные «цивилизационные сдвиги» и «смешения», которых человеческая история не знала. Спор об идентичности и самоидентификации России не сводится, разумеется, и к полемике между западниками и славянофилами, а тем более к ее упрощенному и, по сути, школьному и сугубо идеологизированному толкованию. Даже искушенные культурологи иногда ограничиваются набором из двух схем на выбор – от утверждения «проевропейской» самоидентификации России до изложения грубой изоляционистской версии, которая обосновывает полную культурную самодостаточность российской истории и судьбы. В эти схемы, разумеется, не вмещаются в наиболее значимые и влиятельные школы и концепции. Среди них особое место занимает теория культурно-исторических типов и учение о будущности славянской цивилизации Н.Я.Данилевского[7]. Он предвосхитил почти все продуктивные идеи, получившие свое раскрытие в различных господствующих ныне западных теориях, объясняющих теорию и эволюцию локальных цивилизаций, в том числе и российской, православной. Не входят в эти приглаженные школьные схемы и богословско-историософские идеи К.Леонтьева, творчество которого не вписывается ни в одну из названных позицией, хотя наиболее созвучно с теорией Данилевского, что не исключает критики утопичных, по мнению Леонтьева, надежд на славянское единение. Речь идёт и о «трехстадийности» эволюции цивилизационного становления (первичной простоты, цветущей сложности и вторичного смесительного упрощения) и о трех составляющих: религии, культуры и государственности.

Совершенно отдельная и неисчерпаемая тема на стыке теории и текущей политики – различные цивилизационные концепции и школы, которые подводятся под евразийскую концепцию. Они никогда не были едиными и монолитными, начиная от воззрений Н.Трубецкого, П.Савицкого, Г.Флоровского, Г.Вернадского, Н.Алексеева, Л.Карсавина и других известных мыслителей, до новейших версий, имеющих очень мало общего с теориями-предтечами. Большая часть этих концепций свидетельствует об усилении проектного и сугубо политического начала. Можно сказать, что именно сегодня мы наблюдаем активную фазу реального конструирования евразийского мира. При этом теории отстают от практики или создаются для того, чтобы обосновать и легитимировать политический курс.

В этом контексте следует рассматривать и однозначное противопоставление сохранившихся цивилизаций, в том числе восточных и российской, для которых характерны авторитаризм, господство бюрократии и диктат государственной власти, и западной цивилизации с её несомненными достоинствами – правами человека, открытостью и четким разделением властей. При этом из поля зрения уходит и вытеснение традиционных институтов, характерных для всей истории становления и развития Западной цивилизации, и целенаправленное разрушение её конфессиональных основ, и все приметы цивилизационного упадка и тотальной унификации.

Как точно подметил выдающийся мыслитель нашего времени А.С.Панарин, с именем которого связано становление нашего журнала, за подобным упрощением и схематизацией стоит социальный заказ, идеологическая установка. Во введении к своему фундаментальному исследованию «Православная цивилизация в глобальном мире»[8], он пишет: «То, в чем нам по-настоящему отказывают сегодня, – это наличие особой цивилизационной идентичности. Нашу специфику пытаются подать в сугубо отрицательных терминах – как традиционализм, отсталость, нецивилизованность. И это несмотря на то, что общественная наука давно уже не отождествляет цивилизованность с одним только Западом, признавая множество сосуществующих цивилизаций на земле. Сегодня мало-мальски образованные люди не скажут, что Китай и Индия – это варварские страны, на том основании, что они отличаются от Запада. … Наши западники обречены презирать Россию, ибо, отказывая ей в специфической цивилизационной идентичности, они прилагают к ней западный эталон и винят за несоответствие этому эталону. Некоторые из них уже готовы выдвинуть дилемму: либо России удастся стать западной страной, либо она недостойна существовать вообще, так как в своем традиционном виде представляет вызов "цивилизованному человечеству", а также, надо полагать, собственному "цивилизованному" меньшинству».

Существует широкая палитра взглядов и на историю возникновения и развития русской цивилизации, которая, по мнению О.А.Платонова, принадлежит к числу древнейших цивилизаций мира.[9] Ее базовые ценности сложились задолго до принятия христианства, в 1-м тысячелетии до н.э. Опираясь на эти ценности, русский народ сумел создать величайшее в мировой истории государство, гармонично объединившее многие другие народы. Такие главные черты русской цивилизации, как преобладание духовно-нравственных основ над материальными, культ добротолюбия и правдолюбия, нестяжательство, развитие самобытных коллективистских форм демократии, воплотившихся в общине и артели, способствовали складыванию в России также самобытного хозяйственного механизма, функционирующего по своим внутренним, только ему присущим законам и самодостаточного для обеспечения населения страны всем необходимым, почти полностью независимым от других стран.

В целом надо отметить, что, несмотря на более чем вековую дискуссию по соотношению культуры и цивилизации, рассмотрению геополитических проблем в культурологическом ракурсе уделяется недостаточно внимание. Наш выпуск журнала акцентирует внимание на цивилизационном выборе, который был сделан задолго до нас: Россия – это не Европа и не Азия: это именно Последнее Царство. Так, со свойственной автору предельной ясностью определений, отозвался о теме выпуска проф. А.Л.Казин в статье этого выпуска «Духовные основания культуры».

+ + +

Различие в западном, восточном и «промежуточном» русском мировоззрении или менталитете никто никогда не отрицал, поскольку «русский дух» – это не метафора и не сказочный образ, а реальность, с которой приходится считаться. Именно об этом говорит пословица: «Что русскому хорошо, то немцу – смерть». «Русскость» – качество, может быть, и трудноопределимое, но настолько глубокое, что находит свое отражение и в обрядовой стороне жизни, и в языке. Н.В.Гоголь в «Мертвых душах» отмечал: «Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово».

Но именно это своеобразие нашего государства-цивилизации и было тем препятствием, которое мешало тем, кто хотел переделать Россию в соответствии с очередным мировым политическим лекалом. И каждый раз такие эксперименты завершались, как отмечал Тойнби, тем, что России удавалось сохранить верность своим византийским корням. Но, похоже, история нас ничему не учит. Вспомним «культурный перелом» в годы царствования царя Алексея Михайловича. Вспомним реформы его сына Петра I, которые, несомненно, положили начало экономическому и военному могуществу России, но нанесли сильнейший удар по русской культуре, традициям и Православию. Впрочем, по мнению того же А. Дж.Тойнби, «стратегия Петра Великого была направлена на то, чтобы при включении России в западное сообщество в качестве равноправного члена сохранить ее политическую независимость и культурную автономию в мире, где западный образ жизни уже получил широкое признание». Это был первый пример добровольной «самовестернизации» незападной страны. Вспомним расцвет масонства в годы правления Екатерины II, чему в немалой степени способствовало увлечение императрицей западными идеями «просвещения». Вспомним декабристское восстание 1825 года, которому предшествовали либеральные реформы Александра I и конечно, принесенное с «пылью на сапогах» солдат, вернувшихся из победоносной войны за освобождение Европы, «западничество»[10].

Да и большевики в этом отношении не отличались оригинальностью, но особой жестокостью. Одержимые идеей построения мирового коммунизма, придя к власти в 1918 году, они начали безжалостно уничтожать именно культуру дореволюционной России. Их действия в полной мере соответствовали поставленной цели: построить государство нового типа. И им удалось это сделать. По мнению Панарина, большевистский эксперимент в России не имеет ничего общего с метафизикой светлого космизма, у которой спонтанность – союзник: «Напротив, большевистская система покорения стихий природы и истории, всеохватного планирования, бдительной, постоянно мобилизованной рациональности, "сознательности", "идейности" целиком основана на презумпциях западного дихотомизма, смертельном страхе перед окружающими чуждыми стихиями. Большевистский террор – это террор рациональности, знающей, что в сфере всего спонтанного и естественного у нее нет союзников. Только убитая, выхолощенная спонтанность, уже не имеющая внутреннего стержня сопротивления, открывает переход от физического террора к либерализации».

Уже к 1922 году на месте бывшей Российской Империи было построено новое государство с новым политическим укладом и новой культурой – Союз Советских Социалистических Республик (СССР). Коммунистическая идеология СССР была направлена на дальнейшее уничтожение принципов монархического устройства государства. Также как при князьях Игоре, Святославе, Владимире и Ярославе Мудром объединение славянских племен и построение единого древнерусского государства происходило путем выработки единой культуры, также разрушение Российской империи и построение СССР происходило путем замены культурных основ государства.

Национальная культура и государственная политика не просто пресекаются, но и тесно срастаются. И одна из основных форм этого «сращения» – политическая культура, уровень которой определяется в значительной степенью характером политической системы, господствующей идеологии,[11] спецификой партийной системы, положением и потенциалом оппозиции, а также целым рядом не менее значимых факторов, в первую очередь – геополитических. К слову, важный показатель политической культуры – та роль, которую играет в жизни общества особая сфера или отрасль государственной политики – культурная политика[12]. Та острейшая дискуссия, которая развернулась сегодня вокруг попытки (всего лишь скромной попытки) предложить проект «Основ культурной политики России» говорит о многом. И в первую очередь – о полном отсутствии согласия по ключевым вопросам в этой наиважнейшей сфере социальной жизни. Единства нет ни в кругу «властной элиты», ни в научном сообществе, ни в оппозиционных движениях. Можно сказать, что по вопросу культуры в государстве нет единой идеологии, да ее и не может быть по 13 статье Конституции РФ.

Если говорить об оппозиции – и системной, и так называемой «внесистемной», которая в течение ряда лет без особого успеха испытывает на прочность властную вертикаль, то она, по ироничному замечанию В.В. Путина, сделанному еще в 2011 году, до сих пор не имеет общей платформы: «Митингующие не создали никакой организации для переговоров с властью. Неужели президент будет бегать по Болотной площади и искать, с кем там поговорить»?

Нынешние «манежно-болотно-сахарные» разновидности протестного движения, по отсутствию вектора направленности и единого лидера схожи с народными бунтами XVII века: «Соляным», «Хлебным», «Медным», «Чумным» и т.д. Из них относительно успешным был только Соляной и то, потому что произошел в начале правления молодого царя Алексея Михайловича, когда его власть еще не окрепла. «Успех» же его сводился к тому, что было выполнено требование бунтовщиков о созыве Земского Собора для исправления законов. Все остальные бунты были жестоко подавлены. Шансов на успех они практически не имели в силу своей стихийности, неорганизованности и отсутствия четкой программы действий.

Главное отличие этих бунтов от современного протестного движения состоит в том, что сейчас за картиной происходящего пристально наблюдают творцы «цветных» революций. В отсутствие народного лидера и идеологического вектора, они, подобно опытным борцам «айкидо», готовы перенаправить энергию противника в нужном им направлении. Это только для неопытного взгляда, как, впрочем, и для самих «бунтовщиков», картина выглядит абстрактно-хаотичной. Разработчики теории «управляемого хаоса» очень хорошо знают, как придать вектор направленности «стихийным» протестным движениям. Они держат джина революции на веревочке и в нужный момент выпускают его наружу. По сути, политическая культура в этом случае суживается до «культуры манипулировния».

Самое, пожалуй, главное отличие политической культуры России от Запада заключается в том, что в ней отсутствует или, по крайней мере, очень слабо развиты базовые институты гражданского общества. Гражданское общество, имеющее давние традиции в странах Запада, не отличается однородностью, поскольку в него входят различные или даже противостоящие силы. Но именно оно в нужный момент способно выступить на исторической арене как мощная и более или менее единая сила, способная заставить считаться с собой и правительство, и население страны в целом. Казалось бы, это выглядит пародоксально, так как для России характерны "общинность", "коллективизм", постоянно и ярко выражающиеся в непосредственных взаимоотношениях людей, а граждане западных стран гораздо более сосредоточены на своих собственных, частных, личных интересах, им в гораздо большей степени присущ всякого рода "индивидуализм". Но суть дела в том, что общество, сложившееся в странах Запада, не только не противостоит частным, личным – в конечном счете "эгоистическим" интересам своих сочленов, но всецело исходит из них. Оно выступает как мощная сплоченная сила именно тогда, когда действия правительства или какой-либо части населения страны угрожают именно личным интересам большинства[13].

        Вспомним, как зимней ноябрьской ночью 1741 года Елизавета Петровна со словами: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» повела гренадеров Преображенского полка на штурм царского дворца. Их было всего 308. Но сопротивления они не встретили, и Елизавета Петровна была провозглашена Императрицей.

На Первом съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в июне 1917 года большевиков было и того меньше (105 делегатов – около 10%), но им удалось перевернуть страну, потому что не нашлось альтернативной сплоченной политической силы, способной им противостоять.

Великая княжна Ольга Александровна вспоминала о поездке царской семьи по Поволжью: «Где бы мы ни проезжали, везде мы встречали такие верноподданнические манифестации, которые, казалось, граничат с неистовством. Когда наш пароход проплывал по Волге, мы видели толпы крестьян, стоящих по грудь в воде, чтобы поймать хотя бы взгляд царя. В некоторых городах я видела ремесленников и рабочих, падающих ниц, чтобы поцеловать его тень, когда он пройдет». А спустя несколько лет эта же толпа и с этим же неистовством кричала: «Распни его, распни».

Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский писал по этому поводу:  «Убийство Императора Николая II и его семьи является исключительным, как по виновности в нем русского и других народов, так и по его последствиям... Искусно вызванному мятежу не было дано должного отпора ни властями, ни обществом. Малодушие, трусость, предательство и измена во всей полноте были проявлены ими. Многие поспешили искать доверия и милостей от преступников, пришедших к власти. «Народ безмолвствовал» сначала, а потом быстро начал пользоваться создавшимися новыми условиями. Каждый старался о своей выгоде, попирая Божественные заповеди и человеческие законы... Убийство легло на совесть и душу всего народа. «Кровь его на нас и на чадах наших». Не только на современном поколении, но и на новом, поскольку оно будет воспитано в сочувствии к преступлениям и настроениям, приведшим к цареубийству[14].

Как тут не вспомнить слова из песни Александра Дольского:

Под звуки флейты и трубы
Я понял в дальних странах –
Тиранов делают рабы,
А не рабов – тираны.

Нынешние горе-террористы выглядят просто наивными мальчишками на фоне социалистов-революционеров (эсеров) начала XX века, у которых в отличие от современных бомбистов была четкие политические цели и программа действий. Только за 1906 г. было убито 768 и ранено 820 представителей власти.

Мы вспомнили все эти исторические факты, потому что они имеют непосредственное отношение к культуре России, и можно сказать, органически вплетены в ее тело...

+ + +

            Когда мы готовили этот выпуск журнала, Украину раздирали на части её же собственные граждане. Эфир был заполонен самой противоречивой информацией о причинах конфликта. В качестве одной из них фигурировала т.н. пресловутая «теория заговора» переходящая порой в конспирологическую истерию – что мол это внешние злые силы виновны в развязывании гражданской войны, что мол это они все устроили... Их влияние, несомненно, велико, но, как точно подметил А. Панарин, «Мы ничего не поймем в характере нашего народа, не постигнем логику его исторического развития, если истолкуем эту трагическую прерывность нашей истории в смысле алогичных внешних вмешательств или станем, как это делают сегодняшние украинские националисты, различать не два периода единой истории, а две истории двух разных или ставших разными народов – киевского и московского. Вынужденный путь из благодатного украинского юга на московский север – это нечто аналогичное еврейскому исходу из Египта, знаменующему моральное взросление древнего своевольного народа и его приобщение к закону. Путь Руси с юга на север – это биография взросления, отягощенная невзгодами и травмами, которые разрушают слабый характер, но закаляют сильный».

            Да, у этого конфликта, который сейчас перерастает в гражданскую войну, многовековые и глубокие «культурные», «цивилизационные» корни. По словам В.Н. Расторгуева, «Цивилизационную подоплеку событий на Украине можно замечать или не замечать, можно даже забыть, что Киев – мать городов русских. Но удар нанесен именно по этой точке на карте. И сделано это не случайно: здесь следует искать первопричины и социальной катастрофы, разворачивающейся на наших глазах, и того непостижимого на первый взгляд единодушия западных государств, с которым они называют белое черным, а черное белым. Цивилизационное единство и целостность – корень, сохраняющий народы. Когда корень отсекают, древо высыхает, что и случилось с Украиной. Для этого и нужен был украинский национализм, в этом и заключена причина близости и даже союза нацистов-антисемитов с их "злейшими врагами" – местной семибоярщиной и компрадорами, которые и в РФ, и на Украине задушили национальный капитал». По убеждению Панарина, националистическая позиция в глобальную эпоху по определению не адекватна: «Если она представлена правыми традиционалистами, она диктует политику самоизоляции и самооглушения спешно сконструированными мифами, в которые в глубине души никто не верит. Если же она представлена теми элитами, которые, подобно современной украинской, рассчитывают на помощь Запада, ее национализм очень быстро вырождается в попрошайничанье – в обмен на геополитическую услужливость – и беспринципность».

При этом только один из корней украинской катастрофы питается духом С. Бандеры. Другие корни уходят в историю. Достаточно напомнить, что Киев входил в XIV веке в состав Великого Литовского княжества и долгое время находился под влиянием Польши. А началось все значительно раньше, когда князь Святополк в 1018 году, призвав на помощь своего тестя – польского князя Болеслава I Храброго, занял Киев. Это была первая попытка поляков овладеть Русью. В дальнейшем на протяжении веков поляки неоднократно повторяли эти попытки, и порой им удавалось подолгу владеть русскими землями. В конечном итоге, всегда побеждали русские. Тем не менее, это «западенство» отложило глубокий отпечаток на культуру Западной Украины, которая сейчас выскакивает, как «черт из табакерки», из голов и умов тех, кто считает себя её носителями.

В Крыму, очевидно, таких носителей оказалось недостаточно, поэтому крымчане воспользовались своим правом территориальной автономии, подкрепленным целым международных правовых актов[15]. Все разговоры о вмешательстве России в этот процесс не имеют ничего общего с действительностью. Народ Крыма просто влился в близкую ему по духу культурную среду. И это лишний раз подтверждает на практике, что все «теории заговоров» – полуправда. Сейчас в век единого информационного пространства каждый народ готов биться за свою культурную принадлежность, в какой бы форме она не проявлялась – федеративной, автономной и т.п. И именно об этом говорил Владимир Путин, выступая в Георгиевском зале Кремля 18 марта 2014 года.

А народ, не имеющий национального самосознания, по меткому выражению П.А.Столыпина, – навоз, на котором произрастают другие народы. Кому же хочется быть навозом. Есть и прагматическая сторона вопроса – такой народ не хочет размножаться. Как убедительно показано в выпуске ТРМ-10 по теме «Демография и этносоциология», именно попытки поместить русский народ в инокультурную среду главным образом обусловили демографический кризис в России 90-х – нулевых годов.

+ + +

Направленность политики – это и есть государственная идеология, которой, в соответствии с Конституцией, не должно быть. По сути, это запрет на развитие политической культуры. Отсутствие идеологии, и даже самого понимания ее необходимости – это едва ли ни главная отличительная черта и властной вертикали, и современных оппозиционных течений. Нечто боле-менее стройное и похожее на идеологию наблюдается лишь у КПРФ. Но совершенно очевидно, что приход к власти сколько-нибудь последовательных коммунистов обернется колоссальными социальными потрясениями и, вполне возможно, в очередной раз зальет Россию реками крови, поскольку следствием очередного тотального передела может быть только гражданская война. Сейчас добровольно идти в «загон для скота» с неминуемой перспективой попасть на бойню никто не захочет. Время – не то.

Сегодня на политическом горизонте не видно политиков, способных предложить идеологию долгосрочного развития страны по основным разделам государственности, которая бы в полной мере отражала и социальные чаяния основных групп, и культурно-этническую, конфессионально- цивилизационную специфику России, и то, что составляет смысл, высшую миссию нашего государственного строительства. Для того чтобы приблизиться к этой цели, необходима развернутая аналитическая работа, которую в течение ряда лет проводит наш журнал, раскрывая сложнейшие темы, без которых государственная идеология немыслима. Это и роль религиозной жизни в становлении российской государственности, и такие темы, как «образование и воспитание», «армия и обороноспособность», «национальный вопрос», «социальная стратификация», «собственность и ресурсы», «формы государственной власти».

И мы верим, что наши усилия – не напрасны. Об этом свидетельствует совпадение общей концепции этого выпуска журнала с проектом «Основ государственной культурной политики», который опубликовало Министерство культуры РФ в дни, когда мы уже передавали выпуск в типографию.  Нашу радость по этому поводу мы выразили в открытом письме Президенту В.В.Путину, которое публикуется в конце выпуска.

В оглавление ТРМ №15

---