СТРОИМ РОССИЮ

РУССКАЯ ИДЕЯ И РОССИЙСКАЯ СУДЬБА

Александр Леонидович Казин

доктор философских наук,
профессор Санкт-Петербургского университета кино и телевидения,
член Союза писателей России

 

            В 2005 году президент России В.В.Путин публично назвал распад Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века. Я думаю, что такой катастрофой был распад Российской Империи в феврале-марте 1917 года. Советский Союз пытался – в рамках своей идеологии и крайне жесткими средствами – ее восстановить. Что касается современной России, то она оказывается (нравится это кому-либо или нет) наследницей и преемницей обеих империй.                                                          

         Впрочем, так думают далеко не все, причем не только либералы, но и националисты. В мае 2009 года в «Литературной газете» была опубликована обширная статья «В отсутствие воли к борьбе» известных специалистов по национальному вопросу Т. и В. Соловей. Красной нитью через их текст проходит утверждение абсолютной чуждости и даже враждебности российской империи (во всех её исторических формах, включая советскую)  интересам русского народа. Авторы, правда, оговариваются, что «причудливое соединение вражды и отчуждения с сотрудничеством и взаимозависимостью народа и государства составило в подлинном смысле диалектику русской истории», однако фактически всю силу своей аргументации  направляют на доказательство изначальной и постоянной чуждости русских их собственному державному строю (и наоборот). Ещё цитата: «С середины XVI века по 90-е годы ХХ века имперское государство существовало и развивалось исключительно за счет эксплуатации русских этнических ресурсов – эксплуатации, носившей характер поистине колониальный». Редкие обращения к национальной тематике, вроде «бюрократического национализма» Николая Первого, «русского стиля» Александра Третьего  или сталинского национал-большевизма, с точки зрения авторов, не более чем приманки, но никак не направляющий принцип. В общем, вольно или невольно, Т. и В. Соловей выносят смертный приговор русскому национализму, который не только не способен был сопротивляться давящей мощи державы, но и внутри себя заключал некую «экзистенциальную червоточину», обусловившую его интеллектуальную и политическую слабость, отсутствие воли, и, как следствие, «вечные расколы, предательство и взаимную ненависть».  Вот такая позиция  нынешних  «друзей народа». Попытаемся в связи с этим ещё раз обдумать затронутые темы, обобщая тем самым всё вышесказанное.                                        

                        

История у нас  одна, и другой не будет

          В декабре 2008 года  телеканал «Россия» провел весьма  убедительное – и прекрасно аргументированное – обсуждение образов и дел наиболее известных деятелей отечественной истории. Цифры последовавшего затем  всенародного (50 млн. человек)  голосования «имени России» говорят лучше слов: из двенадцати деятелей нашей истории  народ выбрал четырех царей и двух генсеков, среди которых такие «крутые», как Иван Грозный, Петр Великий и Иосиф Сталин. Помнится, в начале 90-х годов один из известных московских деятелей после неожиданного для него результата выборов (победа партии Жириновского) «приласкал» свою страну с телеэкрана: «Россия, ты одурела!». Может, он был прав?

     Вот тут-то и выходит на поверхность  своеобразие русской истории — и современности — которого то ли не могут, то ли не хотят понять либерал-демократы и национал-демократы всех времен. Их главная ошибка —  неумение мыслить конкретно, в полноте истины, которая – особенно применительно к России – как правило, не укладывается в рамки одного категорического суждения, и нуждается, как сейчас говорят, в множественном дискурсе, то есть в  системе взаимодополняющих суждений. В свое время наш выдающийся филолог и историк Г.Д. Гачев назвал это способностью пойти на подвиг противоречия, однако это не у каждого получается…

      В самом деле, какую бы эпоху (или выдающегося деятеля) в истории (и современности) России мы ни рассматривали, мы тут же обнаружим внутреннее противоречие (разнонаправленные векторы) в её/его продуктивном действии, служащие  предметом ожесточенных споров не только социологов, философов и политиков, но и «широких масс трудящихся». И спорам этим не видно конца.

       Для «русских европейцев», например (и, как оказалось теперь, для  убежденных этно-националистов) вся история русского Православного Царства есть нечто изначально враждебное русскому народу, да и всем остальным цивилизованным народам  вообще («рабовладельческая империя»). Для русских православных христиан – то есть для подавляющего большинства русских – отечественная история и государственность, от св. Владимира до Иоанна, от Иоанна до Петра, и от Петра до свщм. Николая  есть их собственная, народная история, русский религиозный и державный выбор. Для либералов Февральская революция – долгожданное освобождение от ига царизма, Октябрь – сатанинское наваждение, а белые генералы Гражданской войны – подлинные национальные герои. Для  монархистов-патриотов Февраль – предательство великой Российской империи, а Октябрь – логическое продолжение Февраля.  Последующая сталинская сверхдержава для коммунистов – предмет гордости, для либералов – концлагерь, а для многих наших современников – наследница целого ряда имперских традиций в их извращенной форме.  Наконец, Вторая мировая война для патриотов – война России-СССР с оккультным нордическим рейхом, а для «внутренних» либералов (и их вдохновителей из ОБСЕ) – совместное предприятие Гитлера и Сталина против цивилизованной Европы, за которое фашистская Германия и Советский Союз – обе тоталитарные диктатуры – несут  равную ответственность.

       Сведем для наглядности эти противоречия в таблицу, расположив в левой её стороне известный отрицательный тезис, а в правой – не менее известный положительный:

 

 

                        История и философия.  Как это понимать?                

      В свое время великий немецкий диалектик Гегель написал статью «Кто мыслит абстрактно?», которую я советую время от времени перечитывать всем скорым на расправу радикалам. Приведу небольшую выписку из неё: «Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами», – сказала покупательница торговке. «Что? – вспылила та, – мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты? У которой отца вши заели, а мамаша якшалась с французами? <…> Короче, она не может допустить в покупательнице ни зернышка хорошего.

Она и мыслит абстрактно – подытоживает в покупательнице все, начиная с шляпок, кончая простынями, с головы до пят, вкупе с папашей и всей остальной родней, – исключительно в свете того преступления, что та нашла ее яйца тухлыми. Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи...» (1).

          Если перевести этот веселый рассказ на философский язык, то придется ещё раз подтвердить, что истина конкретна. Легче всего взять одно («белое» или «черное»)  определение какого либо события  или лица, и дать ему на этом тощем рассудочном (а точнее сказать, обывательском) основании категорическую оценку, как это и сделала упомянутая торговка. Где уж «торговочному» рассудку додуматься, что любая вещь – и уж тем более великие исторические события и люди – содержат в себе множество противоречивых определений, действий, последствий, знать и судить которые во всей полноте может только сам Господь. В начале ХХ века  выдающийся русский богослов и философ о.П.Флоренский употребил для характеристики подобной ситуации термин «антиномия», означающий по-гречески противоположность в самой сущности вещей (противостояние в законе), а Н.А. Бердяев в своей книге «Судьба России» прямо писал, что Россия может быть охарактеризована только противоречиями. «Эвклидовскому» человеческому уму (ratio) действительно трудно вместить в себя единство, а иногда даже тождество указанных определений. Впрочем, для этого не надо быть  Николаем Кузанским, учившим о совпадении противоположностей в Абсолюте – достаточно прислушаться к словам Писания о том, что первые будут последними, а последние первыми. Господь создал это мир  настолько таинственным и творчески-напряженным, что он не выдерживает однозначных суждений, если только они не прямо продиктованы Высшим Разумом. Не случайно  в Евангелии почти отсутствуют формально-логические (субъектно-предикатные) определения: божественный Логос изъясняется большей частью притчами. Высшая Истина содержит в себе всю полноту суждений, которая для нашего конечного и грешного ума неизбежно распадается на отдельные части. Можно до бесконечности спорить об «имени России» и о самой России, противопоставляя друг другу левые и правые стороны приведенных антиномий – эти споры слишком напоминали бы прения остроконечников и тупоконечников в известном романе Д.Свифта, если бы они не приводили к расколу общества и, в конечном счете, к холодным и горячим гражданским войнам.  Тем более, когда в дело вступает конфессиональный или политический радикализм, видящий истину исключительно в самом себе, в своей резкой и, как правило,  непримиримой абстракции (2).

         Постараемся по мере сил разобраться в существе приведенных антиномий, не претендуя на их окончательное разрешение – повторяю, это дело не человеческого, а божественного разума – а стремясь хотя бы более или менее правильно их осмыслить, не нагромождая в то же время новых непреодолимых разногласий.

 

                   Православный царь как русский человек

       Если начать с «основного звена», как  выражались классики, то главная ошибка ниспровергателей России (как либералов, так и этно-националистов) -- это отделение личности от Бога и государства. Личность ведь не просто самодовлеющая  юридическая или телесная единица (особь),  своего рода Робинзон в окружении дикарей, претендующих на его священные права. Личность в православно-русской цивилизации есть индивидуальное преломление «симфонического» (по выражению Л.П.Карсавина) образа  народа. Точно так же народ не сводится к своей этнической, биологической составляющей. Исторический народ (суперэтнос) — это нация, обладающая религиозным, культурным и государственным самосознанием. По существу, именно об этом твердили все сколько-нибудь чуткие к своеобразию своего отечества  мыслители XIX — ХХ веков, причем  как традиционалисты, так и либералы. Русское государство — это всегда Царство, не только в форме истинной народной монархии (Третий Рим), но и в модусе петербургского абсолютизма, и даже в превращенной форме советской власти («диктатура пролетариата») или нынешней псевдоморфозе «демократической» России (своего рода цезаризм).  Либералы и националисты   дружно  молчат о том, что у них идет игра на понижение человеческого образа: личность (юридическая или биологическая) оказывается абсолютной самоцелью, своего рода causa sui (причиной самой себя).   Вот тут-то и выходят на поверхность парадоксы русской истории – и современности. Недаром царская власть на Руси держалась так долго и прочно: православный народ предпочитал царя – власти денег.

           В настоящей статье я не буду повторять общеизвестные суждения об Иоанне Грозном и Петре Великом – их царствования действительно представляли собой парадоксальное единство достижений и провалов, пропастей и вершин. Обратимся здесь к их более поздним, но не менее известным наследникам. Вот, к примеру, Николай Первый – излюбленный  персонаж либерально-демократических страшилок. В декабре 1825 года, в самом начале своего царствования, он подавил государственный мятеж, грозивший России не меньшим хаосом, чем 1917-й – и заслужил вечную ненависть революционеров всех мастей. Если  либералы прозвали его «жандармом Европы», то как назвать вдохновителей англо-французской агрессии против России в Крымской войне – тех самых «светочей прогресса», которые так нравятся нашим свободолюбцам? Может, это была благодарность Европы за освобождение  от Наполеона? Кстати, именно при Николае Первом Пушкин перестал быть другом декабристов, стал другом царя, официальным историком Империи и написал грозные стихи «Клеветникам России»[*]. Именно в царствование Николая Первого Гоголь сложил свою поэму о Руси-тройке. И памяти Николая Павловича посвятил благодарственную статью выдающийся русский мыслитель В.С.Соловьев – кстати, сам во многом  западник.

         Наконец, последний законный русский Государь – Николай Второй. Вероятно, никто не вынес – и уже при жизни – столько клеветы и оскорблений, как он. Волею Промысла, Николай Александрович Романов оказался «крайним» в той цепи нисхождения (инволюции) нашей (и общеевропейской) истории, которая вела (и ведет) от христианской монархии к сетевой власти олигархических  кланов – «новому прекрасному миру». Ни Иоанн Грозный, ни Петр Великий, ни Николай Первый не смогли бы удержать рушащуюся с религиозно-онтологического «верха» к прагматически-буружуазному «низу» Империю – разве что несколько задержать («подморозить») это падение. Его пресловутое  отречение – акт, направленный на спасение русской крови от междоусобицы в условиях, когда большинство правящей элиты (как «правые», так и «левые») уже вошло в зону социального соблазна, подтолкнув туда же и уставший от затянувшейся войны народ. Между прочим, если бы Россия сохранила набранную в начале ХХ века экономическую динамику, она, как подсчитано специалистами, к 40-м годам ХХ века вышла бы на первое место в Европе (или даже в мире) по уровню своего хозяйственного и технологического  развития. И до Москвы и Волги немцы в Первую войну не дошли – бои шли в Галиции и Польше. Но Бог судил иначе, и священномученик Николай причислен теперь к лику святых вместе со всем своим зверски убитым семейством.

                                          

Февральский разгуляй

      Русский двадцатый век, начался, как известно, с японской войны и  революции 1905 года. «Кровавое воскресенье» 9 января было подготовлено революционным подпольем, которое само впоследствии с возглавлявшим провокационное шествие к Зимнему дворцу священником Гапоном и расправилось. «Свободолюбцы» и японцы действовали в одном направлении – воевали против великой Империи. Именно тогда многолетняя либерально-революционная пропаганда – от Радищева до социал-демократов -- дала свои первые плоды: забастовки, убийства жандармов, восстания на флоте, паралич хозяйственной жизни, бунты инородцев.  Слава Богу, что революцию 1905 года не дал довести до конца простой русский народ, благословленный на это св. Иоанном Кронштадтским (пресловутая «черная сотня»). В то же время  «прогрессивное общество» рукоплескало террористам, посылало поздравления с победой в войне японскому императору и издавало декадентские журналы в стилизованной японской обложке…

        Ситуация во многом повторилась в начале 1917 года. Пока 2/15 «все порядочные люди» поздравляли друг друга с освобождением от царизма,  питерские народные массы и солдаты, не желавшие воевать, громили полицейские участки,  выпускали их тюрем уголовников, весело гуляли по улицам и всласть угощались из царских погребов. Собственно, это была первая в новом веке хорошо срежиссированная «оранжевая» революция. Уж на что ненавидел большевиков Иван Бунин, доходя в «Окаянных днях» до социального расизма («белая» русофобия), однако даже он указал настоящих виновников русской трагедии 1917 года – наследственных деятелей «прогрессивного блока» в широком смысле слова (3). Начали эту измену планировавшие цареубийство декабристы, продолжили «шестидесятники-семидесятники», поклонявшиеся дарвиновской обезьяне, а закончили респектабельные думцы-«демократы», арестовавшие законного Царя и отправившие его на заклание.

       Не могу не привести в этой связи удивительно точные слова А.С. Изгоева из статьи  «Социализм, культура и большевизм» (сборник «Из глубины», написанный авторами знаменитых «Вех» летом 1918 года уже по следам революции, против которой они в свое время предупреждали): «Все главные политические, социально-экономические и психологические идеи, в которых столетие воспитывалась (и продолжает воспитываться до сих пор – А.К.) русская интеллигенция, оказались ложными и гибельными для народа <…>  Напрасно интеллигенция пытается спасти себя отводом, будто она не отвечает за большевиков. Нет, она отвечает за все их действия и мысли. Они лишь поставили точки над i, вывели все следствия из посылок. Добросовестность велит признать, что под каждым своим декретом большевики могут привести выдержки из писаний не только Маркса и Ленина, но и всех русских социалистов и сочувственников как марксистского, так и народнического толка... Единственное возражение, которое с этой стороны делалось большевикам, по существу сводилось к уговорам действовать не так стремительно, не так быстро, не захватывать всего сразу. Это – не принципиальные возражения, а оговорки трусливого оппортунизма. Чхеидзе, Чернов, Церетели, Скобелев, Некрасов, Керенский говорили и проповедовали то, что принципиально должно было привести к господству большевизма, решившегося наконец воплотить в делах их речи» (4).

        Что можно к этому добавить, кроме того, что большинство современных историков рассматривает февраль и октябрь семнадцатого года не как две, а как одну революцию. Причем революция эта была не только (и даже не столько) политическая или даже социальная – это  был системный религиозно-мировоззренческий и экзистенциальный переворот, разрушение последнего в Европе христианского Царства. Англичане и французы казнили своих королей лет на двести раньше, но они уже оказались к тому времени de facto вполне буржуазными, а значит, и нехристианскими, по сути, цивилизациями. Русская монархия в 1917 году пала не «оттого, что слишком долго опиралась на политическое бесправие дворянства и гражданское бесправие крестьянства» (5) -- это социологически правильное, но метафизически (и метаисторически) поверхностное объяснение.  Либеральная «прогрессивная общественность» в России восстала прежде всего против духовной власти Удерживающего (Катехона) на одной шестой части планеты – потому  падение российской Империи и было таким катастрофическим.  

 

                                 «Совдепия»: исчадие ада или расплата

                                              за либеральный погром?

      Итак, красный Октябрь только довел до логического и политического конца  те мечты и воззрения «передовой просвещенной» части общества,  которые она лелеяла по меньшей мере всю вторую половину ХIХ и начало ХХ века. Попытавшись в феврале семнадцатого года воплотить их на практике, то есть разрушив традиционную и успешную для России (и для русского народа в том числе) монархическую государственность, эта интеллигентская власть оказалась полностью несостоятельной – одинаково в военном, экономическом и особенно в идейном плане. Либеральные фантазии о «правовом государстве» на манер французской республики в стране, привыкшей жить по вере или воле (царь, монах, крестьянин и казак-разбойник как главные действующие лица Святой Руси) свидетельствовали прежде всего о непереходимой пропасти между «белой» и «черной» костью в России, между её «мозгом» (во многом, к сожалению, импортированном из германских университетов) и всем остальным органическим составом нации. Вот характерные слова бывшего царского генерала -- персонажа  философского полилога С.Н. Булгакова «На пиру богов» (лето 1918 г.): «Россия есть царство или же её вообще нет. Этому достаточно научило нас Смутное время. Этого не понимали только тупоголовые самодовольные «вожди» (интеллигенты-либералы – А.К.), которые самоуверенно расположились после февраля в министерских креслах, как у себя дома. Но пришли другие люди, менее хитроумные (большевики – А.К.), и без церемонии  сказали: позвольте вам выйти вон. Ну, иных и помяли при этом – без этого перевороты не обходятся. А я вам скажу – и отлично сделали. Уж очень отвратительна одна эта мысль об «окадеченной», конституционно-демократической России. Нет, уж лучше большевики «style russe», сарынь на кичку! Да из этого ещё может и толк выйти, им за один разгон Учредительного собрания, этой пошлости всероссийской, памятник поставить надо. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б!» (6). 

          Таким образом, уже во втором десятилетии ХХ века наиболее прозорливые русские мыслители пришли к выводу о необходимости «нового мышления» для России и всего мира. Они поняли, что в основе русского религиозного опыта – и, соответственно, русской судьбы – лежит трагическая диалектика религиозной антиномии, когда оказываются правы два (или даже более) противоречащих друг другу суждения. А это значит, что  судьбоносные узлы нашей истории (и современности) разрешаются не построением умозрительных схем,  надуманных циклов и т.п. – они восходят к замыслу Бога о России, и потому поддаются духовному преодолению (изживанию) только в перспективе конца времен.

         Ныне, в начале ХХI века,  фактическую власть в России осуществляет капитал. Не либералы, не националисты, и не христиане, а именно деньги, точнее, люди денег. Капитализм – это власть денег на всех уровнях. Это непрерывно расширяющееся производство меновых стоимостей (товаров) ради достижения прибыли. Неважно, работает человек за станком или за компьютером – он (рабочий, крестьянин, писатель) всё равно отдаст свою долю. Так уж устроен капитализм – деньги идут к деньгам. Рынок съест всё, и принесет маржу. Если свободному рынку нечто мешает, это нечто будет устранено – мораль, границы, национальные интересы, государства, церкви рынку не нужны. Да и контроль над рынком сегодня практически невозможен – капитал ушел в знаки, в бренды, в электронные спекуляции. Стоимость доллара как мировой валюты обеспечена, во-первых, нефтью (ею торгуют только за доллары), во-вторых, свободной эмиссией  «зеленых» (ФРС частная компания), в третьих, военной мощью Соединенных Штатов. Запад во главе с США выступает сегодня как коллективный капиталист («золотой миллиард»), в то время как «третий» мир и примкнувший к нему «второй» (бывший СССР, его республики и союзники) оказываются в роли мирового пролетариата, подтверждая тем самым относительную правоту концепций Маркса. В начале ХХI века планета Земля – это колоссальный «общак» (простите,  ВТО), где продается и покупается всё, включая честь и талант. Человек ныне действительно «экономический персонаж», а потом уже христианин или иудей, русский или японец, мужчина или женщина, гений или бездарь. Каждый из них имеет свой денежный эквивалент, и скоро будет иметь свой наружный или внутренний номер (чип). Большой Брат сегодня почти абсолютен, а завтра будет абсолютен полностью. Куда там до него диктаторам прошлого! Демон капитализма хитрее: «И он сделал то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя» (Откр. 13,17). Однако это не избавляет мировой капитал от кризиса. Мы уже живем в сплошном кризисе. Знаки в принципе  разошлись с вещами. Собственно, это и есть конец истории.

                                                  

Народ против

         Любят у нас ссылаться на слова Карамзина, сказанные в сердцах о России: «Воруют!». Наверное, это не всё, что думал о своем Отечестве автор  знаменитой  «Истории государства Российского». Вот у первого губернатора Санкт-Петербурга Александра Даниловича Меншикова обнаружились, по слухам, счета в европейских банках, превышающие государственную казну  Российской империи. Но ведь империя-то строилась. Да ещё какая!  Так что не всё у нас крали.  Кое-что оставляли.

          Говоря серьёзно, капитализм на Руси порождает главную опасность для страны – всеобщую продажность. Взяточничество и воровство в России связано с её историей. В отличие от Европы, у нас не было протестантской Реформации, которая религиозно узаконила богатство. Именно на идеях этой Реформации возрос западный капитализм, в сущности, отменивший заповедь о том, что легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в царство небесное. Протестанты в лице своих вождей Лютера и особенно Кальвина решили наоборот: если ты богат, значит, тебя Бог любит. Собственность, таким образом, оказывалась священной, её надо хранить и умножать. Уважаемый, солидный  бюргер – вот на чем возрос голландский и англо-американский капитал.

         У нас иначе. У нас собственность не священна. Более того, если ты богат, то тем самым ты на подозрении. У нас миллиардер Прохоров на последних выборах в президенты метил, и набрал, кажется, 8% голосов. Это большая цифра для России. Между тем в Америке  все президенты – миллионеры. Там это нормально. У русских, слава Богу, другой менталитет, или, лучше сказать, подсознание. У нас богатство не награда, а испытание. А если ты уж такие деньги отхватил, то ясно, что  душу (во всяком случае, её часть) потерял.  Так что долго ещё – вопреки всем усилиям либеральных СМИ и передачам «Кто хочет стать миллионером?» -- олигархи не наберут у нас большинства голосов. Не те мы люди.

      Воровство и взятка – это парадоксальная реакция русского национального характера на власть денег. Капитал, почти по Прудону, есть кража, вот и воруют. Воруют, оказывается, в минобороне и в космосе, и женщины, и мужчины. Хорошо, что стали их сажать. Но уголовными мерами тут не справиться. Нужна единая национальная цель, Общее Дело, как выражался  русский мыслитель Николай Федоров. Цель,  внутренне разделяемая всем народом. Тогда появится не только административный, но именно народный контроль.  Идейная честность или безыдейное воровство – иного  не дано. И Президенту это придется понять, приняв крутые кадровые решения – иначе его самого, да и России не будет. Пример Украины перед глазами.

     Капитализм – тем более в качестве империализма и глобализма – не вечен. До сих пор «концы и начала» истории отмечались в основном войнами и революциями (передел земли, власти и собственности). Ныне большая война почти неизбежно станет Третьей мировой – это  будет внутриисторический апокалипсис.  Однако  история слишком серьёзное дело, чтобы доверять её исключительно человеку.

                                    

Империя и  православный социализм

        Советская форма социализма исчерпала себя. Однако это не означает конца социализма вообще.

        Социализм для России – не теория, а судьба. И не только потому, что 70 лет ХХ века она прожила при социализме, принеся за него жертву – от  красно-белого террора и гражданской войны до «ленинградского дела». Дело в том, что русский социализм –  не заговор «иудомасонов» или «банды Ленина-Сталина» – а извращенная форма русской национальной идеи. Именно он спас страну после предательства Февраля и маразма керенщины и господствовал в ней почти на всем протяжении ХХ века. В СССР  было много хорошего, однако человек  оказывался  в нём  первую очередь элементом государственной машины, а культура – классовой идеологией.   Исторический материализм – это именно материально-производственно-распределительная концепция, из которой  коммунисты-догматики  сделали универсальную философию – и ошиблись. Грубо говоря, эта концепция отлично работает на уровне живота, но не выше. Кто спорит – против живота не пойдешь (хотя многие идут, например, гении и монахи). Кто не работает, тот не ест – это сказал не Маркс, а апостол Павел.

      Современный номенклатурный капитализм в России, совокупно с утонченным виртуальным капитализмом/империализмом на Западе, как нельзя лучше подтверждает экономическую правоту и мировоззренческую ущербность марксизма. Нынешний российский нувориш, не задумываясь, продаст Родину, если он сорвет на этом свой барыш. Родина для него там, где меньше налоги. Однако освобождение от власти компрадорской псевдоэлиты власти возможно только с опорой на более глубокие религиозно-национальные и имперские концепции. Основные черты этой концепции новой России  сформулированы В.В. Путиным на Валдайском форуме в сентябре прошлого года: «Россия – как образно говорил философ Константин Леонтьев, – всегда развивалась как «цветущая сложность», как государство-цивилизация, скрепленная русским народом, русским языком, русской культурой, Русской православной церковью и другими традиционными религиями России».

       Вот отсюда и может вырасти православный социализм, способный сопротивляться той цивилизации, где однополый союз называют семьей, а веру в Бога приравнивают к вере в сатану. Идейной основой российского социализма  – то есть общенациональной  собственности на стратегические ресурсы и средства страны --  вполне может быть православное христианство в государственной форме конституционной или соборной монархии. У нас и сейчас по конституции у Президента больше прав, чем у последнего Императора. Трудность здесь в том, что  многие  христиане не любят социализма, а  многие социалисты не знают  православия. Но всё остальное ещё хуже.  

        Православный социализм – это разумное сочетание всех  видов собственности (частной, групповой, общенародной) под эгидой государства. Нечто вроде НЭПа, с радикальным отличием в плане религиозно-национальной, а не классовой сущности этого государства. И без использования насилия в экономике. Разумеется, с национализацией нефти и газа.    

        Абсолютное равенство – такая же низость, как и всеобщее (в том числе виртуальное) неравенство. У нас был социализм, где торжествовало первое,  теперь у нас капитализм, где господствует второе. Нужна православная  российская Империя, которая не будет унижаться ни до первого, ни до второго. Это и есть искомая  русская  идеология.

 

                     Примечания

1. Гегель Г. В.Ф. Работы разных лет. В 2 т. Т.1. М.,1972. С. 394.

2. См. об этом: Казин А.Л. Метафизика национального радикализма // В кн.: Казин А.Л. Великая Россия. Религия. Культура. Политика. СПб., 2007.

3. В «Окаянных днях» есть выразительный диалог антикоммуниста Бунина и одного из февралистов, поклонников либеральной Февральской революции:

«9 марта (1918 г. — А.К.)

Нынче В.В.В. ... понес опять то, что уже совершенно осточертело читать и слушать:

— Россию погубила косная, своекорыстная власть, не считавшаяся с народными желаниями, надеждами, чаяниями... Революция в силу этого была неизбежна...

Я ответил:

— Не народ начал революцию, а вы. Народу было совершенно наплевать на все, чего мы хотели, чем мы были недовольны. Я не о революции с вами говорю — пусть она неизбежна, прекрасна, всё что угодно. Но не врите на народ — ему ваши ответственные министерства, замены Щегловитых Малянтовичами и отмены всяческих цензур были нужны как летошний снег, и он это доказал твердо и жестоко, сбросивши к черту и Временное правительство, и Учредительное собрание, и "всё, за что гибли  поколения лучших русских людей", как вы выражаетесь, и ваше "до победного конца"».

Ай да Бунин! Кстати, не  менее яростный антикоммунист А.И.Солженицын в принципе придерживался сходного взгляда на роковой «февральский узел», потому и закончил им свою эпопею «Красное колесо».

4. Изгоев А.С. Социализм, культура и большевизм // В кн.: Из глубины. Сборник статей о русской революции. М., 1991. С.363.

5. Струве П.Б. Исторический смысл русской революции //  Там же. С. 466.

6. Булгаков С.Н. На пиру богов //  Там же. С.305.

В оглавление ТРМ №15

---