Основные
концепты русского ментального мира
Ирина
Владимировна Кучерук
доктор
культурологии, профессор
кафедры истории России
Астраханского государственного университета
Русский ментальный мир, отражая глубинный уровень
индивидуального и коллективного
сознания, включая и бессознательное, отличается сложностью и
антиномичностью.
Образно антиномичность русского менталитета представил поэт Серебряного
века
И.В. Северянин: «Я падаю, я в небо рвусь, я сам себя не понимаю, и сам
я вылитая
Русь». Подчеркивая эту противоречивость, публицист
и историк К.Д.
Кавелин в книге «Наш умственный строй»
(1882 год) писал: «Вы будете превозносить
простоту, кротость, смирение, незлобливость, сердечную доброту русского
народа;
а другой, не с меньшим основанием, укажет на его наклонность к
воровству,
обману, плутовству, пьянству, на дикое и безобразное отношение к
женщине; вам
приведут множество примеров жестокости и бесчеловечия. Кто же прав: те
ли,
которые превозносят нравственные качества русского народа до небес, или
те,
которые смешивают его с грязью? Каждому не раз случалось
останавливаться в
раздумье перед этим вопросом».
Действительно, в русском характере
уживаются разум
и юродство,
нестяжание и стяжание, кротость и бунтарство, и множество иных дуальных
оппозиций. В связи с этим мы акцентируем внимание на тех его
концептах,
которые, по нашему мнению, входят в духовный каркас или ядро
менталитета.
При этом под категорией «концепт»
понимается идеальный образ,
представляющий «сгусток» или ячейку культуры в ментальном мире
человека, образ со
сложной структурой, в которой особое место принадлежит этнокультурным
архетипам как константам национальной
духовности.
В
междисциплинарных исследованиях последних десятилетий
отражается тенденция к выделению в ментальном мире системы
универсальных
концептов, из которых строится модель мира в каждой культуре. Так, В.А.
Маслова
к таким универсалиям относятся время, долг, истина, правда, ложь,
милосердие.
Однако в большей степени репрезентация
национального ментального мира реализуется в концептах,
отражающих
именно национальную специфику. Польский
исследователь А.
Вежбицкая в качестве основных для
русского ментального мира называет концепты «душа», «тоска» и
«судьба»,
отдельные исследователи дополняют этот перечень концептами «совесть» и
«свобода».
Своеобразием
концепта «свобода» в русском
ментальном мире является понимание свободы как
воли, вольницы, как возможности
действовать по-своему, а также как отсутствие стеснения, неволи, рабства или
подчинения чужой воле. (Даль, 1979). Понятий,
сходных с русским пониманием воли, нет ни
в одном
европейском языке, в содержании которых особое место занимает концепт
свобода
как сознательный и добровольный учет необходимости в своих поступках.
Это европейское
понимание свободы отразил В.А. Жуковский, вопрошавший: «Что есть
свобода
гражданская? Совершенная подчиненность одному закону, или совершенная
возможность делать все, чего не запрещает закон». В
значительной степени
опоэтизированное объяснение национальной
специфики этого концепта представлено Д.С. Лихачевым,
который писал: «Воля – это большие пространства, по
которым можно идти и идти, брести,
плыть по течению больших рек и на большие расстояния, дышать вольным
воздухом –
воздухом открытых мест, вдыхать в грудь ветер, чувствовать над головой
небо,
иметь возможность двигаться в разные стороны – как вздумается». Продолжая
тему сочетания свободы и вольного ветра, Г.Д.
Гачев писал в работе «Национальные образы
мира»: Широкая душа, русский размах – это все идеи из стихии воздуха-ветра... Человек стремится «Туда, где
гуляют лишь ветер да
я...».
Свою национальную
специфику имеет и
русская трактовка концепта «душа». Душа в понимании
отечественных мыслителей
представляет собой бессмертное духовное существо, одаренное разумом и
волею, в
общем значении – это человек, с
духом и телом. При этом под духом понимаются не
только психические способности, сознание, мышление, но и
внутреннее состояние, моральная сила
человека, коллектива. Если душа
человека формирует его личность, то
дух составляет внутренний стержень
личности.
По
мнению Н.А. Бердяева, русская душа «…сгорает в пламенном
искании правды,
абсолютной, божественной правды... Она вечно печалуется о горе и
страдании
народа».
Интересно то, что при всей любви к родному пространству, к
Родине в целом наиболее полное раскрытие русской души оказывается
возможным
лишь за пределами страны, что особенно прослеживается в содержании
русского
фольклора. Б.П. Вышеславцев в докладе «Русский национальный характер»[1]
на конференции в Риме в 1923 году отметил, что состояние полета в
русском
фольклоре, как правило, связано с полетами в «тридевятое царство», «за
три
моря», в «иное государство», «на край света», т.е. за границами самой
Руси. При этом в дальних краях, где
наиболее полно
раскрывается его национальный характер, русский человек ищет не
корысть, но
воплощенное чудо (Жар-птицу) или красоту (Василису Прекрасную). Помимо
подобного, сопряженного с жертвой и жертвенностью полета, увидеть иные
страны в
русской сказке возможно с помощью блюдца и серебряного яблока. Это
блюдце как
зеркало, в котором отражается весь мир, явилось, по мнению Б.П.
Вышеславцева,
воплощением русской национальной души, в которой «…
отражались не предметы жалких забот, а красота Космоса, вращение
светил и хоровод звезд…».
Доминантой
русского менталитета
является духовность, под которой
понимается «исторически сформировавшийся
тип культурной ориентации, при котором неутилитарные (человеческие,
«постматериальные») ценности занимают высокое (или даже ведущее) место
в
ценностной иерархии общества и человека». Важно отметить, что и
ныне
классические образцы русских характеров, «при
всей внешней простоте, пристрастии к упрощенности быта, неодобрении
сосредоточенности на земных благах …,
отличаются повышенной духовностью, склонностью к
философско-религиозному
осмыслению бытия» (В.Н. Подопригора, Т.И. Краснопевцева).
Русский
ментальный мир сложно представить
без концепта «тоска», которую часто связывают с унынием
и скукой, с несвободой. Тоска, связанная с теснотой и
несвободой, свойственна людям различных национальностей. Но особая русская тоска, чаще всего «налетающая
в дороге и знакомая всем, от
ямщика до первого поэта, есть дитя не тесноты, а именно приволья, ничем
не
прегражденного пространства. Это тоска не пленника, а странника»
(М.
Эпштейн). Возможно, именно тоска вела русского человека в
неизведанные дали, и
благодаря ей, русские люди были готовы идти
«навстречу опасностям в степи или в леса,
в Сибирь, искать счастливого Беловодья и в этих поисках угодить на
Аляску, даже
переселиться в Японию» (Д. Лихачев).
В
философских размышлениях
отечественные мыслители
неоднократно акцентировали внимание на необходимости различать
тоску и
вышеназванные эмоциональные состояния. Так, Н.А. Бердяев полагал,
что тоска направлена к высшему миру
и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира: «Тоска, в сущности, всегда есть тоска по
вечности, невозможность примириться со временем. В обращенности к
будущему есть
не только надежда, но и тоска. Будущее всегда, в конце концов, приносит
смерть,
и это не может не вызывать тоски». Страх и скука направлены не на
высший, а
на низший мир... В тоске есть надежда, в скуке – безнадежность».
Свою
национальную специфику имеет и концепт «совесть». Совесть многозначно трактуется как «нравственное
сознание, нравственное чутье или чувство в человеке»; «внутреннее
сознание
добра и зла»; «тайник души, в котором отзывается одобрение или
осуждение
каждого поступка»; а также «невольная любовь к добру и к истине»,
«прирожденная
правда, в различной степени развития» (В.И. Даль). В статье «Русская
языковая
картина мира и православное сознание» исследователь Е.В. Петрухина
подчеркивает,
что совесть неизбежно соотносится с христианской верой: «Внутренняя
форма слова совесть (со-весть) толкуется как «общее, совместное знание о
нравственном
законе, Добре, Боге». В
западном
понимании совести упор сделан на рациональность сознания, «сознательность»,
в русской ментальности упор
сделан на духовности совести,
которая предстает как чувство
личной ответственности за свои мысли, слова и деяния. (В.В.
Колесов).
Характеризуя
концепт «справедливость», следует отметить, что в случае противоречия
между
законом и справедливостью выбор русского человека находится на стороне
справедливости. А. И. Солженицын в книге «Россия в обвале» обращает
внимание на
то, что веками «…вместо правосознания в
нашем народе всегда жила и еще сегодня не умерла –
тяга к живой справедливости». Категория
«справедливость» не имеет точных
переводных эквивалентов в западных языках – в них справедливости
соответствуют
понятия, подчеркивающие скорее «законность», «честность» или «правоту».
Однако в
русской культуре справедливость воспринимается не только рационально,
но и
эмоционально. Известный лингвист А.Д. Шмелев отмечает, что «в русской
культуре
существует особое чувство – любовь к справедливости или «страсть
справедливости».
Основываясь
на этих национально-культурных многомерных
смысловых
образованиях в коллективном сознании, опредмеченных в языковой форме, русские люди осваивали культурное
пространство, взаимодействовал с властью и представителями иных
культур. Ради
торжества своих убеждений, своей веры и своих идей, т.е. всего, что
составляет
духовность нации, русские
всегда были готовы на крайние поступки: «голодать,
страдать, даже идти на
самосожжение (как сотнями себя сжигали староверы)» (Д.С. Лихачев).
Безусловно,
в
борьбе за свое самосохранение русский народ утерял некоторые присущие
ему
достоинства, приобретя при этом как положительный, так и отрицательный
опыт.
Но, поскольку он жив, можно утверждать, что ему удалось сохранить те
характеристики своего ментального мира, которые являются основой
русской
национальной самоидентификации.
И в современных
условиях массовых трансформаций крайне важно «…заставить
поверить в нас, в силу нашей национальной воли, в чистоту нашего
национального
сознания, заставить увидеть нашу “идею”, которую мы несем миру»
(Н.А.
Бердяев «Судьба России»).
Библиографический
список
1.
Н.А. Бердяев,
Самопознание.
Русская идея / Н.А.
Бердяев.- М.: Эксмо, 2009.- 704 с.
2.
А. Вежбицкая,
Понимание культур через посредство ключевых слов / пер. с англ. А. Д.
Шмелева.
М.: Языки славянской культуры, 2001.- 288 с.
3.
Б.П. Вышеславцев,
Русский национальный характер / Б.П. Вышеславцев // Вопросы философии.-
1995.-
№ 6.-С.112-121.
4.
В.И.
Даль,
Толковый
словарь живого великорусского языка:
В 4 т. - Спб., 1863-1866.
5.
Константы
и переменные русской языковой картины мира / Анна А.Зализняк,
И.Б.Левонтина, А.Д.Шмелёв.
— М.: Языки славянских культур, 2012. — 691 с
6.
В.В. Колесов,
Русская ментальность в языке и тексте. - Спб: Петербургское
востоковедение,
2007.- 685 с.
7.
Д.С. Лихачев, Земля родная / Д. С.
Лихачев.- М.: Просвещение, 1983.
8.
Петрухина,
Е.В. Русская языковая картина мира и
православное сознание Электр, ресурс./ Е.В. Петрухина. — Режим доступа:
http://pravoslavie.ru/smi/172.htm., свободный.
9.
В.Н.
Подопригора, Т.И. Краснопевцева,
Русский вопрос в современной России /
В.Н.Подпригора, Т.И.Краснопевцева // Вопросы философии.- 1993.- № 6.-
С.65-71.
10.
М.
Пришвин, Российская ментальность:
материалы «круглого стола» // Вопросы философии.- №1.-1994.-С.30- 31.
11.
Н.А.
Бердяев,
Судьба России. Славянофильство и славянская идея. М.: ЗАО «СВАРОГ и К»,
1997.
с.346.
12.
А.И.
Солженицын, Россия в обвале.- М.:
Русский путь, 1998.- 203 с.
13.
Сергеева,
А.В. Русские стереотипы
поведения. Традиции ментальности /
А.В.Сергеева.-М.:Флинта-Наука, 2007.- 320 с.
14.
Смолин,
О.Н. Долгосрочные ориентиры
российского образования / О.Н. Смолин //
Долгосрочные
ориентиры российского
образования // Высшее образование для XXI века. Научная конференция
22-24
апреля 2004 г. Пленарные заседания. М.: Изд-во МосГУ, 2004.
15.
Трофимов,
В.К. Менталитет русской
нации / В.К. Трофимов.- Ижевск:
Иж ГСХА, 2004.-408 с.
16.
Эпштейн, М. Все эссе. Т.1. В России.- :
У-Фактория, 2005.- 544 с.