ТРИБУНА РУССКОЙ МЫСЛИ №16 ("Россия и славянский мир")
ТРИЕДИНЫЙ РУССКИЙ МИР

Народ и этнос: русский опыт

Александр Леонидович Казин
доктор философских наук,
профессор Санкт-Петербургского университета кино и телевидения, член Союза писателей России

 

В последние годы сильно обострился национальный вопрос. Буквально на наших глазах к «вечному» русско-еврейскому и «вековому» русско-кавказскому вопросам неожиданно добавился русско-украинский, причем вплоть до войны. Хотя тревожные исторические звонки были и раньше, особенно в период Гражданской войны 1918 – 20 годов (Петлюра), и затем позднее, в Великую Отечественную войну (Бандера). Да и в мирное время мне лично приходилось встречаться с носителями украинского национализма и русофобии. Правда, мне это всегда казалось, мягко говоря, странным:  отказ от нашей общей великой истории и культуры, и ради чего – ради вышиванки и небольших различий в речи (если не считать искусственно  ополяченного словарного состава)? Нет такого этноса – «укры». Украина – это южная Русь, а Киев – мать городов русских. Украинские националисты (некоторые из них  вполне интеллигентные люди) порой просто выдумывают собственную историю и культуру, лишь бы не совпадало с  русской. Кроме всего прочего, здесь работает т.н. «комплекс малых различий». Чем ближе и похоже, тем больше желание подчеркнуть разницу: «пыво» против «пива».

Вот тут и возникает вопрос о народе, нации и этносе. При всем множестве значений этих понятий, определимся в главном.

Этнос – биологическая, природная, кровная общность людей (род, племя).

Нация – общественно-политическая общность людей, «политическая нация» как субъект определенной социально-экономической структуры, сложившейся в истории или  сконструированной в ней.

Наконец, народ – высшая духовно-онтологическая общность людей, носитель определенного вероисповедания, языка, государственной идеи и культуры,  осуществляемой в  метаистории.

Уже из приведенных определений следует, что культ нации (например,  малорусской,  великорусской и любой другой)  есть прежде всего идеология.         Национализм вообще есть разновидность идеологии модерна, возникщей в Европе в т.н. «эпоху Просвещения» по мере ослабления христианской веры. Любой национализм – поскольку он поклоняется своей нации, а не Богу (или отождествляет их) – враждебен, в конечном счете, православному христианству. Другое дело, что христианство ни в коем случае не отрицает реальности народа (нации) как соборной личности истории, развернутой в Большом времени. Господу дорог каждый человек, также как и каждый народ, и потому потеря (растворение) уникального человека и народа в общей безкачественной постмодернистской массе есть несомненная утрата в задуманной Богом универсальной картине мироздания. «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мтф., 28,19) – здесь прямо указана ценность нации как возможного сосуда Божия. Все дело в  соблюдении иерархии: не нация выше Бога (Deutchland, Russland  uber alles), а Бог выше нации. Национальные социально-политические, культурные и даже этно-биологические задачи должны решаться в христианской духовной перспективе, а не наоборот. Хотя, конечно, в истории бывают периоды, когда частные этнические цели вырастают до тотальных.

Что касается православно-русской цивилизации (включая южную Русь-Малороссию), то мощь и численность русского народа/нации/этноса на протяжении веков непрерывно росла, далеко обогнав в этом плане другие нации Европы. При этом  русское национальное сознание и самосознании, по большому счету, никогда не покидало христианского духовного поля. Подлинными носителями русского православного национального Логоса были, например, старшие славянофилы, прежде всего Киреевский и Хомяков, никогда, кстати, не называвшие себя националистами. Они считали себя – в отличие от европейских рационалистов-диалектиков – собственно христианскими мыслителями. Не были националистами в западном – нехристианском смысле этого слова ни Тютчев, ни Достоевский, ни Леонтьев,  ни Менделеев, ни Победоносцев, ни Тихомиров, хотя они горой стояли за Святую Русь (в форме христианской империи)  и ценили её  как сложившуюся цивилизационную структуру вселенского православия. Даже черносотенцы – члены монархического «Союза русского народа» были прежде всего христианами, а потом уже русскими людьми. Только позднее стали у нас возникать собственно националистические политические партии, рассматривавшие религиозные ценности как одну из разновидностей племенной эмблематики (например, «Всероссийский национальный союз» партия  М.О.Меньшикова).

Что касается наших современников, называющих себя национал-демократами (см. журнал «Вопросы национализма»), то они непосредственно продолжают европейскую, буржуазно-демократическую линию в национальном вопросе, стремясь встроить капиталистическую Россию в концерт цивилизованных западных (правда, постхристианских) стран. Не случайна у них, между прочим, и ссылка на декабристов-масонов: те не только царскую семью собирались вырезать, но и многих инородцев (в частности, евреев) выслать в весьма отдаленные края…

Как бы то ни было, сегодня мы должны ясно понять, что национализм в строгом смысле слова – то есть избирательная этническая мифологема определенного этноса,  выделяющая его среди других этносов как нечто радикально иное и высшее («богоизбранный народ», «высшая раса») – не вписывается в перспективу христианского универсализма и мирового спасения. Народ как «кровь и почва», как Бог или, по меньшей мере, как исключительное дитя Бога – это концептуальная основа языческих, талмудических и нордических представлений о взаимоотношениях Творца и твари. Не буду повторять общеизвестных слов Евангелия о том, для Христа нет ни эллина, ни иудея. Это не значит, что они теряют право на существование – это значит, что в мире (точнее, выше мира) есть нечто несравненно важнейшее, чем собственно эллинство, иудейство или «украинство».

Как сказал бы Иван Ильин, всё – в том числе и собственный любимый народ – надо видеть в Божьем луче. В православном христианстве есть место всему – и личности, и нации, и обществу, то есть любой тварной реальности, но по отношению к Христу, а не только к самой себе. Потому выражение «православный национализм» – это химера, как сказал бы Л.Н.Гумилёв. Христианство непреложно ценит каждую уникальную нацию, так же, как уникальную личность: то и другое суть жемчужины в божественном проекте мироздания. Неизвращенное христианство «по определению» содержит в себе развитый личный, национальный и социальный элемент. Тот же Достоевский точно сказал, что православие и есть наш русский социализм. Точно так же православие есть наш русский национализм. И наш русский персонализм.

Ныне спор идет не о словах. Религия, патриотизм и национализм – понятия соотносящиеся, но не тождественные. Христианское послание, намеренно противопоставленное национальному (родовому и личному) началу, превращается в бесплотную (и бесплодную) идеалистическую утопию, а национальная идея, отделенная от христианства, вырождается в языческую абсолютизацию самой себя. Если мы желаем быть патриотами, нам следует это хорошо понимать. Классическая русская мысль/культура была одновременно христианской и национальной, не противополагая эти сущности, но выстраивая их в правильной иерархии. Только некоторые нынешние «демократы», внедрившись в национально-религиозную сферу, по сути, хотят поменять веру и нацию местами, и, таким образом, либо вовсе устранить Христа из народной жизни, либо отвести ему декоративный этнографический угол на коммерчески-политическом торжище постмодерна (мультикультурализма). Либералы в политике, в религии и в нации – близнецы-братья. Правда, такая политика может привести к стрельбе, как показывают события в Киеве и Новороссии. И это ещё цветочки.  Всё дело в том, чтобы вера и нация составляли единое целое, но на основе православной веры, а не наоборот.

      Впрочем, нынешние события на Украине – лишь наиболее острое и очевидное проявление ложной религии национализма. Православной России уже неоднократно  приходилось сталкиваться с подобными явлениями в истории – например, с болгарским «братушками», которых Россия  дважды освобождала от иноземного ига ценой  тысяч русских жизней, и которые, тем не менее, воевали против нас в обеих мировых войнах. В этом плане славянофильство как религиозно-политическое учение грешит тем же самым «родопоклонничеством», как и современное «украинство», только в более мягкой форме. В своё время К.Н.Леонтьев в одной из своих статей высказался не очень вежливо: «на кой черт нам эти чехи?». Не знаю, как насчёт чехов, а вот единокровные с нами славяне-поляки ненавидят Россию так, как, наверное, не снилось французам и даже немцам, с которыми мы сражались насмерть. Скажу и больше: среди самых что ни на есть славянских русских есть немало таких, что искренне презирают и Россию и Православие. Смердяков, например, был русак русаком. Недаром Ф.М. Достоевский заметил, что неправославный русский – и не русский вовсе, и становится хуже всех иных… С другой стороны, есть великие русские неславянского происхождения – немецкого, грузинского, шотландского…  Надо ли называть фамилии?  

    Нынешняя «украинская мечта» – Украина це Европа – имеет своей оборотной стороной  лозунг «москаляку на гиляку». Причем произносят его отнюдь не только западенцы-бандеровцы, но порой и вполне себе русские люди с русскими фамилиями, живущие на киевщине или харьковщине. Такое поведение есть ничто иное, как предательство духа – христианского духа Большой России – во имя модных политико-идеологических раскладов. Тут даже хуже, чем с поляками и болгарами: те никогда  не жили с великороссами в одной стране, а малороссы – те же русские по крови и по вере, только  несколько отличные по языку.

       Киев – мать городов русских, вот что важно. Святая  Русь  включает в себя Великороссию, Малороссию и Белороссию (а теперь еще и Новороссию). Великороссы, малороссы, белороссы – три ветви единого восточнославянского православного народа. Отличий между их естественными языками меньше, чем между баварским и берлинским диалектами немецкого языка. Нынешняя украинская мова – плод намеренного ополячивания общерусского языка, проводившегося вполне конкретными силами с целью раздробить Русь и подчинить себе её земли поодиночке. «Украинство» не этнос, не нация, а идеология. Повторяю, нет такого этноса – «укры». Есть южнорусский народ, которому второе столетие морочат голову. И есть «западенцы», поднявшие бандеровский флаг.     

      И последнее. Русские сейчас находятся действительно в трудном положении – в том числе и в национальном плане. Те области деятельности и культуры, под которые они были веками «заточены» – духовный (сакральный) поиск, наука, искусство, промышленность, строительство великого государства – ныне находятся в социальном загоне. Лучшие качества русского народа почти не востребованы, тогда как его конкуренты «купаются» в море дикого капитализма. В этих условиях дело чести русской национальной элиты – коль скоро она на деле русская – как можно скорее вернуть народу те виды социокультурной практики, в которых он может и должен достигать поразительных успехов, что он уже неоднократно доказывал. Тогда и «конкуренты» быстро вспомнят, на чем стоит русская земля. Национальные качества русского народа не противоречат его религиозным – православным – энергиям, а вытекают из них. В этом наша надежда и опора.