Если бы
высадились русские
(о том, как реанимируется миф,
что никто не любит Россию)*
Борис Григорьевич
Туманов
журналист - международник
Ненависть сегодняшнего патриота к
«приспешникам Запада» из числа соотечественников является всего лишь
следствием
его ненависти к Западу. При этом патриот непоколебимо убежден в том,
что Запад
в лице его обывателей питает к нему лично и к России в целом такую же
ненависть. Судя по всему, речь идет о некоей массовой
социально-психологической
патологии, которую было бы наивно объяснять исключительно воздействием
пропаганды основных каналов ТВ.
Глядя на то, с каким упоением и с какой
убежденностью российское общество скатывается в последнее время в
бездну
необратимой ненависти к западной цивилизации, а особенно к тем немногим
россиянам, которые эту ненависть не разделяют, впору пожалеть об
исчезновении
советской власти, строго наказывавшей несанкционированное проявление на
индивидуальном уровне любых, пусть и самых верноподданнических чувств
советских
граждан.
Попробовали бы вы в те времена выйти на
улицу в будний день или даже в воскресенье с любовно написанным вами
плакатиком
«Слава КПСС!» или «Да здравствует товарищ Брежнев!». Вас тут же
доставили бы в
ближайшее отделение милиции, обязательно взяли бы на заметку товарищи
из
органов, а на работе парторганизация всыпала бы вам по первое число за
«проявление буржуазного индивидуализма», а то и за «попытку
идеологической
провокации». Не исключено даже, что вам пришлось бы познакомиться и с
советской
психиатрией. Ибо в советском обществе любая личная инициатива была
тотально
запрещена, поскольку рассматривалась как посягательство на монолитность
общественного строя и на властную монополию Политбюро ЦК КПСС. По
существу,
советский человек должен был узнавать, что он думает о событиях в своей
стране
или в мире, из утренней «Правды» или из телепрограммы «Время». Да что
там
говорить, ведь советским патриотам строжайше запрещалось бить на
улицах, пусть
и по велению сердца, даже самых отъявленных диссидентов, поскольку это
было
исключительной прерогативой соответствующих инстанций.
Однако сколь бы удручающими ни были эти
порядки, их исчезновение привело к катастрофическому результату. Об
этом
свидетельствует постсоветская эволюция советского человека, который
сегодня
практически свободен в индивидуальном выражении своих патриотических
чувств,
как по отношению к «киевской хунте», «жидобандеровцам», «пиндосам» и
«гейропейцам», так и по отношению к «национал-предателям». И который
этой
свободой с превеликим удовольствием пользуется.
Другими словами, не может быть ни малейших
сомнений в том, что слесарь, избивший в Петербурге корреспондента «Эха
Москвы»,
действовал по собственной инициативе и в соответствии со своими личными
убеждениями. Право, хватит все валить на ФСБ.
Впрочем, истовая ненависть сегодняшнего
русского патриота к «приспешникам Запада» из числа соотечественников
является
всего лишь следствием его глобальной ненависти к Западу, возникшей
практически
спонтанно. При этом средний русский патриот непоколебимо убежден в том,
что
Запад в лице его обывателей питает к нему лично и к России в целом
такую же
животную ненависть. Судя по всему, речь идет о некоей массовой
социально-психологической патологии, которую было бы наивно объяснять
исключительно воздействием пропаганды.
И вот ведь парадокс. В эпоху «холодной
войны», когда два мировых блока застыли в предвоенном состоянии, когда
советское общество было наглухо изолировано от внешнего мира,
представления
советских людей о рядовых европейцах и американцах были намного
человечнее и,
если хотите, ближе к реальности.
Конечно, идеологический фактор и советская
пропаганда и здесь играли свою «направляющую» роль, но в целом
советские люди
были убеждены, что, в отличие от своих империалистических
руководителей,
простые американцы и европейцы не питают по отношению к ним никаких
враждебных
чувств, а многие из них даже относятся с симпатией к жителям «страны
победившего социализма».
Как ни странно, такое мировосприятие даже
на интуитивном уровне было намного более разумным, нежели сегодняшняя
всероссийская
истерика по поводу «вселенской русофобии». Хотя, разумеется, в
отношении
рядовых обитателей Запада к самому Советскому Союзу было немало
противоречивых,
а подчас и забавных нюансов.
Впервые попав в Париж в мае 1965 года, я
остановился в маленькой гостинице «Астра», расположенной на улице
Комартэн, как
раз напротив служебного входа знаменитого концертного зала «Олимпия».
Войдя в
маленький и пустынный холл отеля, я невольно стал свидетелем
ожесточенного и,
судя по всему, ежедневного спора между портье и швейцаром, который при
появлении клиента оборвал свой эмоциональный монолог на следующей фразе:
— «Погоди, погоди, года через три-четыре
советские танки будут раскатывать по улицам Парижа!»
— «Ну, что ж, – сказал я, протягивая свой
паспорт портье, – считайте, что в моем лице авангард советских танков
уже
прибыл в Париж».
В неловкой тишине портье оформил мое
вселение в отель, проводил меня до моего номера, и когда я, бросив
чемодан в
прихожей, устремился на первое свидание с Парижем, у выхода меня
перехватил
швейцар со словами: «Не обращайте внимания на мои слова, мсье, это я
просто в
пылу полемики ляпнул. Имейте в виду, у себя в округе я всегда голосую
за
коммунистов».
Вот такая диалектика на уровне народного
сознания.
А в конце восьмидесятых советское телевидение,
которое вело многодневный репортаж о пешем походе группы молодых
американцев от
Ленинграда до Москвы, показало добродушного дедка, который где-то под
Тверью
дружелюбно теребил за рукав одного из американских гостей,
приговаривая:
«Слышь, парень, вот ты мне скажи, а чего это ваш Рейган на нас атом
пустить
хочет?»
Короче говоря, в период реально опасного
для обеих сторон противостояния между двумя антагонистическими мирами
взаимные
предубеждения и опасения простых людей с обеих сторон носили скорее
фольклорный
характер, но никогда не вырождались в оголтелую, нерассуждающую
ненависть.
Нет спору, в последние месяцы отношение
многих американцев и европейцев к нашей стране изменилось по известным
причинам
в худшую сторону. Но это изменение не имеет ничего общего с тем, что
каждый
носитель георгиевской ленточки с патетическим надрывом именует
«русофобией».
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы
увидеть, что сегодняшняя критика в адрес России относится исключительно
к
политике её властей, но отнюдь не к русским как к этносу, нации,
носителям
русской культуры. Русофобией здесь и не пахнет, хотя и в Соединенных
Штатах, и
в Европе всегда существовала горстка бесноватых фанатиков, сделавших
ненависть
к русским, или к чернокожим, или к мусульманам, или к евреям своим
кредо. Но
ведь и у нас на каждого из них есть свой Дугин, Проханов, Кургинян или
Киселев.
В том-то, однако, вся беда, что миф о
поголовной русофобии как имманентном свойстве западной цивилизации
необходим
нашим патриотам, неожиданно расплодившимся в геометрической прогрессии,
для
обоснования все той же завистливой ненависти к Западу, которая
подсознательно
жила в них даже тогда, когда они ели чизбургер, покупали какой-нибудь
«Форд»
или прогуливались в Ницце по Promenade des Anglais.
При этом для обоснования мифа о русофобии
они не гнушаются примитивной подтасовкой фактов в расчете на
непросвещенность
своей аудитории. Как это случилось, например, с одним молодым
писателем,
известным как певец русской самобытности.
Вот что он написал весной этого года. «В
не то чтоб новом, но и не очень давнем романе (обратите внимание на
расплывчатую датировку. — Б.Т.) Джулиана Барнса «До того, как она
встретила
меня» есть такая сцена. Героиня обрызгала колготки и выругалась: «Твою
мать!»
Ее муж, удивленный такой лексикой, спрашивает: «Что бы ты сделала, если
бы
высадились русские?» Героиня переспрашивает: «Это угроза или обещание?»
Муж
отвечает: «Нет, я про другое: ты выругалась, когда забрызгала свои
колготки.
Вот я и подумал, что бы ты сказала, если б сломала ногу, или высадились
русские, или что-нибудь вроде». Нет, вы представляете? Англичанин и
англичанка
говорят про «высадку русских» как про какую-то страшную, но, в
сущности,
возможную и предсказуемую вещь. Между прочим, русские вообще никогда не
«высаживались» на территории Великобритании». Конец цитаты.
После чего автор пускается в подробное
перечисление военных обид, нанесенных англичанами русским, начиная с
Крымской
войны. Тут читателю впору было бы всхлипнуть от сочувствия к своему
затравленному всеми народу, если бы не одно обстоятельство.
Дело в том, что Джулиан Барнс написал этот
роман в 1986 году. То есть именно в ту эпоху, когда «высадка русских»
или
«русские танки на улицах Парижа» были для западного обывателя, по
существу,
всего лишь образной присказкой, которая не несла в себе никакого
конкретного
смысла, но часто была окрашена самоиронией.
Американец Эд Макбэйн, всемирно известный
автор блестящих детективных романов, беспощадно обнажавших социальную
изнанку
американского общества, писал свои произведения в шестидесятые,
семидесятые и
восьмидесятые годы. В одном из его романов жители маленького городка во
Флориде, страдавшие от резких перепадов местного климата, подшучивали
друг над
другом, сваливая свои привычные невзгоды «на проделки этих русских».
Зато сегодня в России только
«национал-предатели» и «пятая колонна» способны отрицать, что
аномальная жара
нынешнего лета и лета 2010 года является прямым результатом применения
американцами своего климатического оружия.
Впрочем, нет худа без добра, ибо вовсе не
исключено, что методология, послужившая упомянутому выше
писателю-патриоту для
разоблачения английской русофобии, будет в массовом порядке
использована
другими носителями георгиевских ленточек, которые активно возьмутся за
чтение
мировой литературы в поисках новых доказательств повальной ненависти
Запада по
отношению к русским людям.
Смущает одно: этот процесс, бесспорно,
повысит степень начитанности наших рядовых патриотов, но вряд ли
изменит в
лучшую сторону качество их интеллекта.
Россия в
себе
(о том, что изоляционизм – естественное состояние для нашей страны)[i]
Украинский кризис и связанное с ним
национальное перевозбуждение в последнее время стали поводом для
тревожных
прогнозов относительно судеб России. Между тем все эти прогнозы
являются столь
же избыточными, сколь и бессмысленными, поскольку при любом обороте
дальнейших
событий Россия никуда не денется, хотя она явно движется к очередному
катаклизму
в своем незатейливом, но вечном бытии.
Весь секрет нескончаемого долголетия
России заключается в традиционной незыблемости отношений между
обществом и
властью. «Демократической», «оранжевой», «цветной» и даже
«националистической»
революции в России не может быть по определению. За исключением двух
случаев –
если революция будет спровоцирована и одобрена властью, либо если сама
власть
утратит свою дееспособность, как это было в 1917 году.
А выборы – что в бывшем СССР, что в
современной России – будут неизменно приводить к власти только тех, кто
не
будет скрывать своих намерений эту власть узурпировать. Причем под
аплодисменты
практически абсолютного большинства российских граждан.
Россия существует независимо от
собственной экономики, от социальных условий в обществе, от состояния
национальной культуры, медицины, дорог, экологии, от вменяемости
власти, от
степени коррупции и т.д. Дело тут в том, что Россия является
единственной
страной в истории человечества, чей смысл существования заключается в
постоянных
поисках смысла своего существования, и отвлекаться на вышеперечисленные
пустяки
она никогда не находила нужным.
Россия, а точнее, ее государственное
устройство – это самовоспроизводящаяся копия однажды возникшей матрицы.
Эта
модель обрекает русский народ на вечное брожение вокруг дерева истории
на цепи
собственных комплексов, амбиций, обид и постоянных претензий к внешнему
миру. И
в этой ситуации интерес россиян к странам, лежащим за пределами России,
возникал лишь в силу случайно возникавших обстоятельств и уж никогда не
носил
постоянного характера.
Точнее было бы сказать, что изоляционизм –
это естественное состояние, исконное призвание России.
Сегодняшний восторг, с которым подавляющее
большинство русских отгораживается от «загнивающего русофобского
Запада» и
который многие социологи осторожно называют «экстраординарным», – это и
есть
истинное и незыблемое кредо России, гарантирующее ей вечное
существование.
В царской России почти генетическое
стремление русского общества к изоляционизму было не так заметно за
мощным
фасадом европеизированной элиты. Пролетарская, а по существу,
крестьянская
революция 1917 года (напомним: в 1913 году крестьяне составляли почти
100
миллионов населения империи, тогда как пролетариев, т.е.
квалифицированных
рабочих, насчитывалось всего 4 миллиона) выплеснула из глубин
российского
общества крестьянскую массу вместе с ее традиционным мышлением и
консервативными комплексами. Именно эта масса с одобрительным
улюлюканьем
поддержала во времена коллективизации истребление тех нескольких
миллионов
предприимчивых и компетентных русских крестьян, которые слишком ценили
свою
личную независимость, чтобы довольствоваться общинным бытом. То бишь
«слишком
много об себе понимали», с точки зрения их антагонистов.
Став колхозниками, вчерашние русские
крестьяне никак не изменили своего многовекового безразличия к внешнему
миру.
Тем более что, будучи вновь закрепощенными, они не то что за границу, а
в
ближайший райцентр отъехать не могли без разрешения председателя
колхоза.
Правда, это не мешало им грезить о том, как бы «землю в Гренаде
крестьянам
отдать».
При этом советский изоляционизм так и не
утолил тягу русского человека к своей необременительной национальной
самобытности.
Он носил идеологический, то есть
наднациональный характер, а поэтому вечная российская убежденность в
исключительности русских ценностей и традиций не осмеливалась напомнить
о себе
в эпоху интернационализма и классовой солидарности. Так что
превосходством
русских над всем остальным миром приходилось хвастать перед «младшими
братьями».
В этой ситуации традиционно русским
оставалось тотальное всевластие правящей верхушки, которая считала
малейшую
попытку эмансипации общества угрозой для своего тотального
благополучия, а
следовательно, государственным преступлением.
Нужно, однако, признать, что советским партийным
руководителям было гораздо легче скрывать свою некомпетентность, а то и
просто
невежество за мантрами марксистско-ленинского учения. Сегодняшним нашим
демиургам приходится гораздо труднее в изобретении очередных «духовных
скреп».
Полностью утратив за семьдесят лет
тоталитаризма всякую связь с нравственным, культурным и общественным
миром
дореволюционной России, сегодняшние властители в очередной раз пытаются
сформулировать смысл существования нашей страны путем сколачивания
нехитрых
постулатов, которые по их замыслу должны стать нашим очередным
национальным
кредо. Причем очевидные логические противоречия этих постулатов их
авторов
отнюдь не смущают.
Постулат первый: истинно русскому
человеку присуща врожденная набожность. Тезис более чем сомнительный,
ибо чем в
таком случае объяснить тот исторический факт, что во времена революции
миллионы
богобоязненных русских крестьян с упоением вешали попов и громили
церкви? Нам,
не краснея, отвечают, что их подучили большевики (читай евреи). А вот
при
коммунистах все русские люди истово верили в бога, но скрывали свою
веру из-за
боязни репрессий.
Как бы то ни было, сегодняшнее обращение к
православию общественную нравственность не улучшило, зато привело к
публичным
демонстрациям веры, которые иначе как комическими не назовешь.
Например, к
указу Стрелкова-Гиркина о запрете мата в рядах своих сторонников под
тем
предлогом, что «слова матерной брани употреблялись врагами Руси для
осквернения
святынь и подавления духа русских воинов, чтобы поставить народ на
колени».
После этого утверждения остается только недоумевать, как русским
солдатам
удалось победить в Великой Отечественной.
Постулат второй: Советский Союз был
апогеем русской государственности, чье призвание заключалось и
заключается в
том, чтобы наставлять народы мира на путь истинной духовности и
нравственности.
Только национал-предатели могут утверждать, что СССР развалился по
причине
вопиющей неэффективности своей экономики, ибо на самом деле его
погубило ЦРУ,
которое, как мы теперь знаем, придумало интернет именно с этой целью.
Поэтому возрождение великой русской
державы станет восстановлением исторической справедливости. Крым – это
только
начало будущего реванша. Правда, вопрос о том, почему КГБ, считавшийся
более
мощной организацией, чем ЦРУ, не сумел развалить США, остается без
ответа.
Постулат третий: Россия – не Европа.
И уж тем более не та загнивающая, погрязшая в пороках, нищающая на
глазах
Европа, которая по указке разваливающихся Соединенных Штатов пытается
навязать
нам свои так называемые ценности.
Вот и все «духовные скрепы». В качестве
психостимулирующего наркотика они, пожалуй, сойдут на какое-то время, а
вот для
долгого употребления жидковаты. Ну да, нужда будет, еще что-нибудь
такое
придумаем. Мыслителей у нас ведь пруд пруди.
Впрочем, уже придумали. Вот, например,
знаете ли вы, что американцы готовят смену режима в России в 2016 году?
Не
раньше и не позже. Или что украинцы, считающие себя подлинными
русскими,
намерены в обозримом будущем восстановить древнеславянский язык,
Киевскую Русь
и управлять ею? А чем хуже отлично вписывающееся в содержание «духовных
скреп»
предположение о том, что открытие Америки Христофором Колумбом, Америго
Веспуччи и иже с ними было задумано тогдашней «мировой закулисой»
(евреями,
католической церковью и т.д.) специально для того, чтобы погубить в
будущем
Великую Россию руками нынешних «пиндосов».
Временные совпадения в этой гипотезе
поистине зловещи. Ибо геополитические путешествия итало-испанских
агентов
«мировой закулисы», предпринятые в самом конце XV века, совпадают с
точностью
до одного-двух годов с окончательным становлением «Русского мира» под
руководством Ивана III, который уговорами, а чаще огнем и мечом впервые
собрал
под длань Москвы пространство, назвавшееся Русью, а главное, уничтожил
«либеральную» и прозападную скверну Новгородской республики.
Эта фабула лишь по чьему-то недосмотру
пока еще выпадает из перечня доказательств вечной ненависти Запада к
Непорочной
Руси. Но ее время придет обязательно. Причем в обозримом будущем, когда
Россия
окончательно «сосредоточится» на самой себе.
И последнее. Вся история России со времен
Петра Великого непреложно доказывает, что наше общество органически
неспособно
реализовать любую из мировых доктрин, будь то коммунизм, социализм,
либерализм,
социал-демократия, национализм или даже нацизм. Оно слишком аморфно, а
посему
будет вечно оставаться таким, каким оно было и есть.
Жестоко ошибаются те, кто с нетерпеливым
наслаждением ждут «падения путинского режима» и возвращения России «в
лоно
цивилизованных стран» в результате то ли дворцового переворота, то ли
«народного восстания». Ибо нынешнее состояние России необратимо именно
потому,
что оно для неё наиболее комфортно.
И тут впору пожалеть о том, что
географическое положение России не позволяло ей оставаться в такой же
глухой
изоляции, как, скажем, Япония, открывшаяся миру только в 1854 году под
давлением американской эскадры командора Мэтью Перри. Однако к тому
времени
национальное самосознание, традиции, культура японского народа
сформировались
настолько прочно, что японцы не испытывали никакого комплекса
неполноценности
при соприкосновении с западной цивилизацией. А это в свою очередь
позволило им
перенять у Запада ту же демократию без всякого ущерба для национального
достоинства и национальных особенностей.
Окажись мы в положении японцев, не исключено, что и сегодня россияне носили бы охабни и горлатые шапки. Зато их не снедало бы постоянное ощущение собственной несостоятельности и у них не возникало бы потребности постоянно приставать к своим международным партнерам с вечным вопросом: «Ты меня уважаешь?»