Социальная
мобилизация как основа русского аристократизма
Виталий
Юрьевич Даренский
канд. филос.
наук, доцент
кафедры
философии Луганского аграрного университета,
член
Правления Союза писателей ЛНР,
(Луганская Народная Республика)
Тема
аристократизма в
русской
социально-философской традиции не относится к особо разработанным, хотя
была
намечена еще у Пушкина; она ярко блеснула лишь в героической «Философии
неравенства» Н. Бердяева. Это закономерно, ибо христианский дух нашей
философии
не позволяет мыслить о людях в таком
ракурсе, деля их на более или менее «достойных». Но на самом деле это
тема фундаментальная
для русской культуры, которая в своей самой главной сути всегда была
основана
на императиве преображения человека –
то есть его восхождения от низших уровней бытия к высшим.
Рискнем
также и утверждать, что возрождение
аристократического духа в русском народе является главным условием его
самосохранения и главным условием устойчивости российской
государственности.
При этом речь идет не об искусственном восстановлении сословного
социально-политического строя, что в современных условиях является
невозможным,
но об аристократизме как типе мировоззрения и отношения к жизни,
которые могут
формироваться у людей независимо то их положения в обществе. В
«постсоветском»
обществе сформировалась устойчивая и крайне деструктивная тенденция,
при
которой так наз. «элита» формируется (за очень редкими исключениями) из
людей с
качествами, прямо противоположными аристократическим. А эти качества, в
свою
очередь, чаще всего встречаются среди людей, вытолкнутых в так наз.
«социальные
низы». Впрочем, это общая тенденция посттрадиционного общества, не
являющаяся
чем-то специфическим для России. Но России в настоящее время повезло
иметь в
лице В.В. Путина правителя, который восстановил многие черты
традиционной
русской власти, основанной на аристократических началах. Речь здесь идет не столько о каких-то его личных
качествах, но именно об образе правления,
направленном на восстановление реального суверенитета России как
государства и
служении идее русского национального возрождения.
Поэтому
в настоящий момент задача состоит не в том, чтобы абстрактно
конструировать
портрет «идеального» Правителя России, соответствующего нашей
исторической
ситуации, а в том, чтобы выяснить объективные источники формирования
тех
здоровых, аристократических сил в русском народе, которые могли бы быть
поддержкой такому правителю и быть той средой, в которых такой
правитель может
сформироваться. Нынешний президент России сформировался только
благодаря
сохранению в советское время многих элементов старой русской офицерской
этики,
шире – этики русского «служилого сословия». В 1990-2000-е годы это
сословие
подвергалось не только разложению, но фактически геноциду, но несмотря
на это
сумело сохраниться. Боле того, этика русского «служилого сословия» – то
есть
этика героического служения России не за награду, а по совести – как
оказалось,
очень глубоко укоренена в народной массе и активно возрождается именно
в
периоды исторических испытаний. Автор этих строк наблюдал процесс
такого
«взывообразного» возрождения русского героизма и аристократического
служения великой
Родине в Луганске в годы народно-освободительной войны Донбасса против
украинского неонацизма.
Уже более двух
веков русофобская пропаганда пытается внушить миф о якобы «вековом
угнетении»
русских, об их «рабском характере» и т.д. А из крепостного права, при
котором
мужик работал не более 15-20 дней в году на барина, а все остальное
время был
свободен, как птица – из такого мифического «русского рабства» создана
целая
мистерия лжи. Откуда же тогда у этих якобы «рабов» было такое
невероятное
свободолюбие, без которого невозможно было бы выстоять против трех
самых
страшных в мировой истории иноземных нашествий – татарского,
наполеоновского и
гитлеровского? Уже один этот элементарный вопрос превращает в прах
любую
русофобскую ложь о русском национальном характере. Кроме того, есть и
множество
свидетельств самых авторитетных авторов, которые свидетельствуют именно
о
свободном и, по сути, глубоко аристократическом характере русского
человека.
Напомним лишь два из них. А.С. Пушкин в заметках «Мысли на дороге»
передает
свой разговор с англичанином, в котором тот говорит о русском мужике:
«Переимчивость
их всем известна; проворство и ловкость удивительны… Я.
Справедливо. Но свобода? Неужто вы русского крестьянина
почитаете свободным? Он. Взгляните на
него: что может быть свободнее его обращения с вами? Есть ли и тень
рабского
унижения в его поступи и речи?»[1].
А почему у
русского
крепостного мужика именно такой характер просто и емко объяснил
известный
исследователь русской деревни XIX века А.Н. Энгельгардт: «Бросив
землю, он как будто
теряет все, делается лакеем! В таких обчиновничавшихся мужиках,
которых зовут «человек», вы уже не
увидите того сознания собственного достоинства, какое видите в мужике
хозяине,
земледельце. Посмотрите на настоящего мужика-земледельца. Какое
открытое, честное, полное сознания
собственного достоинства лицо! Сравните его с мерсикающим ножкой
лакеем! Мужик,
если он «ни царю, ни пану не виноват», ничего не боится. Мужик, будь он
даже
беден, но если только держится земли – удивительная в ней,
матушке-кормилице,
сила, – совершенно презирает и попавшего на линию и разбогатевшего на
службе у
барина»[2]. Очевидно, что
такой самодостаточный
характер
мужика, по сути и вопреки его «низкому» социальному статусу, столь же
аристократичный, как и у его барина, а часто (как показала история)
даже
превосходящий последнего в этом отношении.
Ныне,
как это было и ранее на протяжении всей тысячелетней русской истоии,
главным
фактором возрождения аристократических начал в русском народе и
формирования
типа личности, активно воплощающего их в себе, является социально-историческая
мобилизация – наш ответ на грозный вызов
самому существованию России со стороны внешних и внутренних врагов.
Понятие
«аристократизм» в наше время, в-основном утратив свой старый сословный
смысл,
сохранило свой главный смысл – нравственный – а также приобрело и свой новый смысл – национальный и
политический. В наше время, как часто говорят, стало «трудно быть
русским» – то
есть сохранять в себе подлинно русский характер, честь и историческую
память.
Теперь уже сама по себе «русскость» стала признаком душевного и
интеллектуального аристократизма. Политический же смысл состоит в том,
что в России
для сохранения ее суверенности и
самобытности народа требуется совсем иное отношение к государственной
власти,
чем на Западе.
Если там отношение к государству основано на принципах рынка
и контракта, то в России государство является в первую очередь
самоценностью,
поскольку утрата суверенности государственной власти, превращение ее в
марионетку Запада, неизбежно приводит к очередной Смуте и страшному
разорению.
Тем
самым, если в западном политическом дискурсе само понятие
«аристократии» и
аристократичности давно уже стало анахронизмом и несет откровенно
негативный
смысл, связанный со старым сословным обществом, то в российском
политическом
сознании, эти понятия неизбежно будут иметь свой «ренессанс» в
указанном выше
смысле. Русское отношение к государственной власти, сохраняющее в себе глубоко аристократический смысл
бескорыстного служения Родине несмотря ни на какие ее «недостатки»
и
несправедливости (в отличие от западного отношения взаимовыгодного
контракта) –
всегда было, есть и всегда будет главным
человеческим и политическим ресурсом России, только благодаря
которому она
и продолжает быть великой державой.
Напомним,
что этот фундаментальный поворот в понимании сущности аристократии
сделал Н.
Бердяев в ответ на страшный опыт русской катастрофы 1917 года. Он
писал: «в
мире существует не только историческая аристократия, <…> в мире
существует также духовная аристократия, как
вечное
начало, независимое от смены социальных групп и исторических эпох»[3].
Кроме того, отмечает он, исторический опыт показал, что «средняя масса
исторической аристократии и дворянства легко изменяет своему
назначению,
впадает в эгоистическое самоутверждение и духовно вырождается. Те,
которые
особенно дорожат своими аристократическими привилегиями и
противополагают их другим,
менее всего бывают аристократичны по своему душевному типу»[4].
Однако,
с другой стороны, ненависть к аристократии бывших
«низших сословий» всегда является отнюдь не чувством «справедливости»,
а
наоборот, проявлением самых низменных чувств зависти и мести:
«ненависть
parvenu к дворянству – низкое чувство, понижающее уровень человека, она
направлена не только на привилегии дворян, которых давно уже нет и
которые
безумие было бы восстанавливать, а на психические черты, которые
неистребимы и
наследуют вечность. Но нужно признать, что дворянство нравственно и
духовно
пало у нас раньше, чем было низвергнуто революцией»[5].
И
если «новое общество», низвергнувшее старую аристократию,
затем строится именно на этих низменных чувствах parvenu (что в
наиболее явной
форме происходило в СССР и США), то в таком обществе неизбежно
наступает не
только нравственный упадок, но и вырождение самого человеческого типа –
наступает полное доминирование людей с низменными и приземленными
потребностями, наступает царство посредственности, тупого прагматизма и
эгоизма. Как известно, именно эти симптомы первым чутко уловил Пушкин,
когда
писал: «С
изумлением увидели демократию в её
отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом
тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу
человеческую –
подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort);
большинство,
нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и
свободы;
родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны
избирателей
алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие;
талант, из
уважения к равенству, принуждённый к добровольному остракизму; богач,
надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной
нищеты, им
втайне презираемой: такова картина Американских Штатов»[6].
Однако
очень скоро по этому пути пошел уже почти весь мир, в
том числе и Россия. Но особенность России состоит в том, что полный упадок аристократизма в народе у нас
неизбежно заканчивается исторической катастрофой. Поэтому
единственный путь
возрождения России состоит в его сохранении и сознательном воспитании.
Н.
Бердяев, понимая это еще в самом начале катастроф ХХ века, писал:
«рыцарство и
дворянство не должны психологически исчезнуть из мира, они должны
приобщать к
царству благородства и чести, к более высокому типу широкие народные
круги. Не
демократизация, а аристократизация общества имеет внутреннее духовное
оправдание. Зачатки аристократизма, благородства породы есть в каждом
классе, и
нет классов отверженных. Освободительный процесс в человеческой жизни
имеет
лишь один смысл – раскрытие более широких путей для обнаружения
аристократических душ и для их преобладания»[7].
Понимание
сущности аристократии заключено в самом значении этого
слова, если его правильно расшифровать. Это слово означает не просто
«власть
лучших», но в более исходном, глубинном смысле – власть
лучшего над худшим в самом человеке. А политический смысл
этого слова уже вторичен: это правление тех, кто способен властвовать
над
худшим в себе, а уже поэтому может управлять и другими, опираясь на это
лучшее
в себе и в них самих.
Несомненным
прозрением Н. Бердяева является формулировка
одного из неизменных законов исторического процесса, определяющего
судьбу
народов и государств: «В истории происходит мучительный процесс все
новых и
новых исканий истинной аристократии. Дурное и пренебрежительное
отношение к
простому народу – не аристократично, это хамское свойство, свойство
выскочек…
Аристократия должна была бы давать простому народу от своего избытка,
служить
ему своим светом, своими душевными и материальными богатствами. С этим
связано
историческое призвание аристократии»[8].
Особенностью современной России и других стран Русского мира является то, что в них проживает масса людей, настроенных враждебно по отношению к своей большой Родине, поскольку их «идеалом» является западная цивилизация – точнее, «потребительское общество» так наз. «золотого миллиарда». Эта враждебность, берущая свое начало от интеллигенции XIX в., позднее распространилась среди широких слоев населения. В остнове ее лежит система крайне негативных взглядов на историю, государство и культуру России. В наше время идеология русофобии является целой индустрией «промывки мозгов», частично финансируемой из-за рубежа, но значительной мере являющейся результатом собственной инициативы людей, работающих в российской системе образования и СМИ. К сожалению, русофобские взгляды укоренились среди части населения и даже считаются необходимым признаком «продвинутости».
Причиной распространения русофобской идеологии является не только невежество людей относительно реальной русской истории и культуры, что позволяет легко внушать им какие угодно взгляды, но, в первую очередь, особое духовное состояние, при котором они не хотят знать ничего позитивного о своей Родине, поскольку их «идеал» – «потребительское общество». Такой «идеал» уже частично укоренился в сосзнании граждан России, но в силу целого ряда причин не может (к счастью!) достичь здесь своего полного господства. Именно это обстоятельство, воспринимаемое носителями этого «идеала» как якобы «вечная отсталость» России, и является главной причиной распространения русофобии, как особого психологического настроя и целой идеологической системы взглядов.
Жизнеспособность России как государства фундаментально зависит от успеха борьбы с русофобией, с ее распространением не только среди наемных лжецов либо «честно заблуждающихся» из числа «интеллектуалов», но и на уровне массового, легко манипулируемого сознания. Но одни лишь просветительские усилия в этом направлении сами по себе малоэффективны не только в силу падения общего культурного уровня людей (это общемировая, а не только российская тенденция), но прежде всего, в силу того нездорового духовного состояния, которое делает людей неспособными ни к пониманию своей Родины, ни, уже как следствие этого, к подлинному патриотизму. Побороть деструктивную идеологию, какой является русофобия, можно только показав низость и примитивность лежащего в основе нее базового смысла. В свою очередь, придать большую силу и убедительность патриотической системе взглядов можно не только просветительством, но и еще более фундаментальным путем – сделать лежащий в ее основе базовый смысл все более ясным и отчетливым, глубоко охваченным жизненной рефлексией человека и отвечающим на его жизненные вопросы.
Эта низость и
примитивность базового экзистенциального смысла русофобии состоит в
гедонистически-эгоистическом отношении к жизни и соответствующем
мировоззрении.
Россия становится предметом ненависти
именно как страна, которая не может обеспечить такому гедонисту-эгоисту
максимальный комфорт жизни, но при этом требует бескорыстной любви к
Родине, на
которую русофоб органически не способен. Но если четко и настойчиво
формулировать этот низменный и примитивный базовый смысл русофобии, то
очень
многие из тех, кто стал русофобом под чьим-то дурным влиянием,
излечатся от
этой болезни духа, так как такой смысл им тоже отвратителен. Ведь на
массовом
уровне русофобия, как правило, является результатом внушения и
пропаганды, и
такие люди просто не осознают ее смысловых оснований. Их просто нужно
четко им
указать.
Соответственно, нужно столь же четко и настойчиво формулировать базовый смысл русского патриотизма, который состоит в понимании жизни как усилия созидания, даже подвига, которые возможны только ради Родины, но отнюдь не ради своего ничтожного ego. (Ради ego, то есть ради личной корысти и комфорта подвиг невозможен в принципе; но именно ради ego совершаются все подлости, предательства и прочие злодеяния). Русская история в целом всегда была не просто трудной, но даже страдальческой и трагической – но именно поэтому человек, воспринимающий жизнь как подвиг, а не развлечение и погоню за комфортом, всегда чувствует ее кровно своей, и поэтому всей душой жаждет приобщиться к ней и к народу, который свершил подвиг такой величественной и тяжкой истории. Но для человека с гедонистически-эгоистическим отношением к жизни, требующим от нее только комфорта и корысти, русская история всегда будет казаться страшной и непонятной; естественно, никакого подвига он в ней не увидит, потому что просто духовно не способен увидеть его – и никакими фактами его не переубедишь. Но можно остановить агрессию этого вируса слепоты.
Русофобия, маскируясь под так
называемый «российский
либерализм» (эту карикатуру подлинного либерализма), является
следствием
обвальной личностной деградации – перехода от
жертвенно-героического и соборного понимания свободы, имеющего
христианские
основы, к эго-центрическому, потребительско-гедонистическому пониманию,
основанному
на разрушении нравственного сознания как такового. Это деградация души
от этоса
служения и органического «жизненного мира» к анти-этосу конкуренции
(тщеславия)
и распадению (маргинализации) «жизненного мира», и отсюда – к «всегдашней либеральной службе – унижению
России» (В.
Крупин).
Низость и примитивность базового экзистенциального смысла русофобии выражается в духовном плебействе «антисистемы», органически не способной понять все то, что выходит за рамки ее «негативного мироощущения» (Л.Н. Гумилев). Приведем самые свежие примеры, взятые с известного русофобского информресурса vedomosti.ru. Так, 25 июля 2017 г. здесь была опубликована статья «Почему растет число россиян, считающих себя религиозными» с явно издевательским подзаголовком «Вера в большинство». Здесь сообщается, что «согласно недавнему опросу «Левада-центра», доля россиян, считающих себя очень религиозными, выросла с 4% в августе 2014 г. до 9% в июне 2016 г., в какой-то мере религиозными – с 31 до 44%. Доля назвавших себя не очень религиозными, напротив, уменьшилась с 37 до 33%, а совсем нерелигиозными – сократилась вдвое, с 26 до 13%. За три года отношение к церкви радикально изменилось: если в 2014 г. большинство, 63%, считали себя атеистами или мало связанными с религией, то теперь большинство – верующие, их в сумме 53%»[9]. Но «объяснение» духовного возрождения народа отличается патологической низостью: «Число россиян, считающих себя религиозными, растет, но этот рост мало связан с действительным приобщением к вере. Такая самооценка вызвана растущей публичной активностью конфессиональных иерархов, их вовлечением в политическую повестку». Таким «объяснением» русофобы демонстрируют всю примитивность своего мышления: ведь в данном случае они судят по себе и просто показывают, что это их сознание полностью формируется пропагандой и корыстными «имиджами». Наличие у других людей подлинных духовных мотивов воцерковления они вообще даже не рассматривают по той простой причине, что им просто непонятно, что это такое. Этот феномен А. Ухтомский в свое время назвал «двойничеством» – приписыванием другим своих собственных низменных целей и мотивов.
Не менее характерна и статья «Бедные, но счастливые. Почему
уровень
счастья россиян сейчас близок к рекорду», в которой сообщается, что
«реальные
доходы россиян падают уже почти три года, но парадоксальным образом
такое
обеднение не делает их несчастными. Как подсчитал ВЦИОМ, те же самые
три года
уровень счастья держится на стабильно высоком уровне, а в апреле 2017
г. и
вовсе вышел на рекордные с начала измерений в 1990 г. 85% – шестеро
счастливчиков против одного несчастливого. Данные ВЦИОМа в целом
совпадают с
данными «Евробарометра» (собирает РАНХиГС), согласно которым
счастливыми себя в
последние три года стабильно называют около 75% опрошенных россиян.
Социологи
объясняют большое количество счастливых тем, что для россиян счастье не
в
деньгах»[10].
Здесь
русофобы вообще впадают в «когнитивный ступор» и воздерживаются от
комментариев
– ведь по их понятиям, «счастье» определяется в первую очередь так
называемым
«материальным благополучием» и прочими прихотями ego. Иные основания счастья им, судя по всему, вообще
неизвестны.
Русофобия,
рассчитанная на невежество обрабатываемых ею людей, всегда была и
остается
грязным инструментом духовной оккупации России западной цивилизацией с
целью
эксплуатации ее ресурсов и устранения ее как геополитического
конкурента. При
этом Запад всегда пользуется методом активной идеологической,
политической и
финансовой поддержки носителей «антисистемной» идеологии с целью
внутреннего ослабления,
дезориентации и разрушения народа и страны. Стратегия Запада понятна и
естественна – он всегда так относился и всегда будет относиться ко
всему
остальному миру, и за счет этого «процветать». Исток
извечной русофобии Запада состоит в том, Россия стала первой в
истории страной, которую Запад пытался сделать своей колонией, но это у
него не
получилось.
Россия в ХХ веке трижды подвергалась агрессии и грабежу со стороны Запада: сначала путем организации Революции и Гражданской войны, затем организации агрессии объединенной Европы во главе с Гитлером. Затем после 1991 года Россия была в очередной раз разграблена и выброшена в болото стран «третьего мира», которые вообще не могут развиваться в принципе, поскольку их экономика полностью контролируема Западом, высасывающим из них всю реальную прибыль и ресурсы через глобальную банковскую систему. Совершенно абсурдно сравнивать «благосостояние» грабителя (Запад) и ограбленных им людей (остальной мир). (А когда Россия стала возрождаться и выходить из «третьего мира», Запад, естественно, всячески старается этому помешать). Однако это элементарное знание миросистемного анализа – совершенно недоступно уму русофобов, мнящих себя «интеллектуалами». И на этом уровне уже крайне необходимы просветительские усилия, без которых люди остаются просто дезориентированными собственным невежеством.
Русофобы, внешне апеллирующие к «свободе» мнений и всего остального (т.е. «реабилитируя» все виды греха и человеческой деградации, вплоть до содомии), в реальности являются носителями идеологии нового тоталитаризма и агентами его становления в тех странах, которые еще не полностью контролируемы Западом и пытаются развиваться самостоятельно[11]. И самой неприятной и неудобной для них в этом отношении является именно Россия как страна, имеющая такой культурный «код», который способен очень эффективно сопротивляться духовной экспансии и обеспечивать быстрое возрождение страны после исторических катастроф.
Российский социум имеет своеобразный бисистемный характер – он не только интегрирован как целостность, но и постоянно находится под воздействием извне, пытающимся лишить его самостоятельности. И часть российского социума во все времена стремится не к внутренней системной интеграции со своим народом, а лишь к внешней интеграции в систему западного мира. Эта бисистемность впервые проявилась еще во времена св. Александра Невского, подвиг которого состоял не только в победах над внешними агрессорами, но и в ликвидации своей внутренней оппозиции прозападного боярства, стремившихся интегрировать новгородские земли в европейское сообщество в статусе полуколониальной периферии (этот статус их вполне устраивал как иносистемную группу в русском социуме). Эта коллизия, впервые правильно разрешенная св. Александром, стала затем, к сожалению, «парадигмальной» для всей дальнейшей российской истории. В полной мере она разыгрывается и в настоящее время.
Основа самого бытия России в истории – способность русских к нравственному подвигу и, если нужно, самопожертвованию – оказывается одновременно и самой мощной побудительной силой к великим деяниям (отсюда мощь государства и самого народного «организма»), и самым хрупким и уязвимым для внешних воздействий основанием, поскольку предполагает постоянное свободное воспроизведение этой способности к нравственному усилию, ничем не поддерживаемой, кроме христианской совести и примера великих предков. И стоит кому-либо соблазнить русский народ идеей погони за одним лишь земным благополучием и комфортом любой ценой, подменить подвиг и нравственное усилие – компромиссами эгоистических «интересов» и т.д., как вся эта внешняя мощь окажется бесполезной и бессильной, и Россия начинает разрушаться нравственно и физически.
Русофобы воспроизводят западный стереотип экспансии, по-расистски воспринимая остальное население страны как «рабов», «совков» и просто «быдло», подлежащее перевоспитанию по западным образцам. В свое время точно так же «белый человек» смотрел на население своих колоний. Но такое отношение часто очень успешно приводит к прямо противоположному результату – к возрождению русского национального самосознания. Почти у каждого сознательного русского патриота в биографии был внешний толчок – общение с каким-то радикальным русофобом, которое затем и стало стимулом к развитию своего русского мировоззрения. В настоящее время российские СМИ этот эффект сделали вполне рутинной «технологией»: так, приглашая на различные ток-шоу российских «либералов» или украинских неонацистов, они создают не только «взрыв» негодования и патриотических чувств у миллионов зрителей, но и стимулируют развитие их рационального мировоззрения, со своей системой аргументов, исторических знаний и т. д.
Русская социальная модель, способная противостоять русофобии, объективно должна быть такой: это «непотребительское общество», в целом основанное на доминировании духовно-нравственных ценностей над материальными, с особым отношением к государству как гаранту существования народа в условиях внешней и внутренней русофобии, с необходимостью постоянных усилий по возрождению жизнеспособности народа вопреки деструктивным воздействиям современной цивилизации и возрождению исторического самосознания народа вопреки деструктивному и целенаправленному воздействию русофобской пропаганды. Эта модель, как видим, принципиально аристократичная по своей сути.
В тех случаях, когда эта модель разрушается, наступает очередная Смута, Россия подвергается колонизации и разграблению Западом – либо государство вынуждено ради самосохранения идти на на жесткие репрессии. Например, «опричнина» Грозного была вынужденной экстремальной мерой в условиях, когда аристократия совершала национальное предательство, противясь (в корысных интересах) объединению страны, а иногда, как А. Курбский, и прямо переходя на сторону врага. То же самое потом произошло и во время Смуты, и в феврале 1917 г., и в Беловежской пуще в 1991 г. Тем самым, предательство национальных и государственных интересов России можно рассматривать как негативный архетип русской истории.
Соответственно, воссоздание подлинной аристократии, выходящей из народных масс, является тем позитивным архетипом, который до сих пор не позволил прерваться русской истории, хотя Россия многократно стояла на грани исторической гибели. Но как заставить работать этот архетип снова?
Нужно воспользоваться «механизмами» и структурами современного общества, которые реально существуют и работают, но использовать их для иных целей. Современное государство во всем мире – и на Западе, и на Востоке, и в России – является скрытым неокастовым государством-корпорацией. Внешние «демократические процедуры» здесь созданы для профанов и на самом деле не имеют никакого отношения к реальному перераспределению власти и отбору государственных кадров. Этот факт маскируется официальной пропагандой, упорно внушающей населению, что оно якобы живет при «демократии» и «равенстве прав». Хорошо это или плохо, в данном случае уже не важно, а важно следующее: раз это так, то именно в рамках этого объективно существующего механизма и нужно действовать, а не тратить силы впустую, пытаясь его заменить на «подлинную демократию». То есть нужно перехватить механизм отбора и рекрутирования кадров у русофобской олигархии. Собственно, это и так фактически уже происходит усилиями президентской «вертикали власти», но происходит далеко не в такой степени, которая необходима для устойчивого возрождения России.
Здесь крайне
необходима встречная инициатива патриотической части общества – только
она
может предложить государству встречный проект отбора «государевых
людей» – тех,
кто станет эффективным противовесом русофобской нéруси, с 1990-х
оккупировавшей
госаппарат. Здесь не место вникать в детали того, как это делается –
просто
следует изучить наш богатый исторический опыт. В конечном счете, все
решает
различие двух принципов отбора и рекрутирования государственных кадров,
которые
можно назвать «принципом Цицерона» и «принципом Цинцинната» (Люций
Квинций
Цинциннат – легендарный римский земледелец, назначенный в 458 г.
диктатором;
послы, явившиеся к нему с известием об этом назначении, застали его в
поле за
плугом; одержав блистательную победу над врагами, Цинциннат вернулся с
богатой
добычей в Рим, где ему был присужден триумф, после чего он возвратился
к своему
плугу). Принцип Цицерона (амбициозного оратора) – это отбор
«общественных
активистов», то есть, по сути, карьеристов, которые в любой момент
перейдут на
сторону врага, если получат от него более выгодное предложение. Так,
например,
1960-х в СССР в партноменклатуру стали брать комсомольских «активистов»
–
горбачевское поколение – которое и уничтожило страну. До этого же туда
рекрутировали
«производственников», которые никогда и не помышляли ни о какой
карьере, а тем
более о партийных должностях, а просто честно вкалывали на своем
рабочем месте.
В результате получили самый лучший в мире управленческий аппарат,
неподкупный и
невероятно работоспособный, без которого бы мы не выиграли войну.
Кроме того, нужен хорошо организованный русский «интеллектуальный спецназ». Крайне необходимо создание своего сегмента в рамках системы учебных заведений – Русского университета в Москве (с филиалами по стране) и русских гимназий – которые бы имели особый подбор кадров, способных воспитывать русское мировоззрение и давать соответствующую систему гуманитарных знаний. Ведь антисистема уже давным-давно имеет свой сегмент – Высшую школу экономики, РГГУ и массу других вузов, целенаправленно воспитывающих русофобов. Помимо обычного набора абитуриентов, в Русский университет следут отбирать и наиболее талинтливых студентов других вузов со всей страны, поскольку в условиях деградации высшего образования им, как правило, приходится заниматься самообразованием.
Русофобский «либерализм» разрушителен не только по отношению к России – но он еще более разрушителен и по отношению к самим своим адептам, быстро доводя их до очевидной моральной и интеллектуальной деградации и полной исторической импотенции. Однако это обстоятельство само по себе еще ничего не решает. Все решает способность самих русских активно противостоять духовному плебейству.
[1] Пушкин А. С. Мысли на
дороге // Пушкин А. С.
Соч.: в 10 т. М.: Худож. лит., 1960. Т. VI: Критика и публицистика. С.
393.
[2] Энгельгардт А.Н. Из
деревни: 12 писем.
1872-1887. М.: Мысль, 1987. С. 378.
[3] Бердяев Н. Философия
неравенства. М.: Институт русской цивилизации, 2012. С. 150.
[4] Там же. С. 149.
[5] Там же. С. 148.
[6] Пушкин А.С. Джон Теннер
// Пушкин А.С. Соч. в
10-ти томах. Т. 7. М.: Наука, 1964. С. 435.
[7] Бердяев Н. Философия неравенства. С. 149.
[8] Там же.
[11] См., например: Пугачов В.П. Информационно-финансовый тоталитаризм:
российский эксперимент по американскому сценарию // Вестник Московского
университета. Сер. 12. Политические науки. 1999. № 4.