ТРИБУНА РУССКОЙ МЫСЛИ №17 ("Аристокртизм и государственность")

Муза русской мысли


Нина Карташева

 

* * *

Черная осень. Конец Октября.

В мутных дождях погибает заря.

В вихре враждебном тучи летят,

В скорбных поклонах деревья стоят.

Места себе я не нахожу,

После работы часами брожу

По отвратительной падшей листве

В граде престольном, пропащем — Москве.

Люди понуры, товары бедны,

Счеты с народом опять сведены.

Пышно гостям открывает сезон

Старый театр наших новых времен.

Все — для чужих. И чужая печать

Площади, названной в честь палача.

Тихий священник мне правду сказал:

— Страх иудейский народы сковал.

Делает сильных ничтожными страх...

Господи! Снова молюсь о врагах:

Их вразуми, их к добру обрати!

Их из погибели в мир возврати.

Кровь убиенных к Тебе вопиет,

Мести не просит, лишь милости ждет.

 

* * *

Плат не узорный, плат мой черный,

Но до бровей и по плечам,

Мой путь тернистый, а не торный

И свет один моим очам.

 

Что я могла одна на сильных,

На эту стену лжи и зла?

Я за Россию, я — Россия.

Но я одна. Что я могла?

 

Я равнодушных не дождалась,

Обманутых не дозвалась,

Одним внушала смех и жалость,

А до других не добралась.

 

Я даже в церкви под присмотром,

Мне даже труд по ярлыку,

И даже стон быть должен бодрым,

И даже сон был начеку.

 

И вот тогда в борьбе неровной

За тех, кто был меня слабей,

Господь мне меч вручил духовный

И плат мой черный до бровей.

 

 
* * *

Росла, как все, в крапиве, под забором...

Глушило жизнь заброшенностью, сором.

Не расцветал мой благородный цвет

Среди лишений, бедности и бед.

 

Оранжерейных предков я не знала,

По имени себя не называла.

И смела лишь одно: тянуться к Свету.

И высветило родовую мету!

Цветет в бурьяне нежное растенье

Самой себе и всем на удивленье.

 

 
* * *

                        «Друг друга любити нелицемерно сотвори»

Помоги тому, кто слабее.

Русский русского да не покинет,

И в беде своего пожалеет,

Не забудет и не отринет.

 

Ни за то, что он стал безродным,

Ни за то, что он пьет да курит,

Ни за то, что он стал неугодным,

Что его только бьют да дурят.

 

Все простим. Перестанем считаться,

И друг другу руки протянем,

Не забудем родства и братства,

Все стеной друг за друга встанем.

 

А иначе возьмут всех даром,

А иначе России не будет,

Продадут всех дешевым товаром...

И пусть Бог нас за это судит.

 

 
* * *

Обломок свергнутой короны,

Я недостойна, я слаба,

Стою в печали у иконы,

Худая Божия раба.

 

Талант врагом похищен, в землю

С проклятьем заживо зарыт,

Насмешки хульныя приемлю,

И род старинный мой забит.

 

Премудрости не разумею,

Не открываю древних глаз.

Но Господи! Молиться смею:

Прости нас всех, помилуй нас!

 

И Бог призрел, и я прозрела,

Умывшись теплотою слез:

Цвела сирень! В ней птица пела! —

Так из земли талант пророс.

 

Благодарю, земля родная,

Не помяни обид и зла,

Уж коли выжила я, знаю,

Ты сохранила и спасла.

 

* * *

«Отрыщь!» — И тонкая борзая,

Как изваяние, замрет...

А в нас порода исчезает,

Последний князь про титул врет.

 

Гляжу на крашеных блондинок

И стилизованных бояр,

Во всем, до кончика ботинок

Неподлинных, как их товар.

 

Во всем смешенье и подмена...

В поля! — Там русая заря,

Как будто вырвалась из плена,

По-русски вновь заговоря

 

О достославном, православном,

И величав забытый сказ

О самобытном, самом главном —

Какими Бог задумал нас.

 

 
* * *

Свобода! Хоть в вертеп ступай, хоть в храм.

Свободен! Хочешь смейся, хочешь плачь.

Какое шоу — жертва и палач!

Бог терпелив, а сатана упрям.

В метро больное, блудное дитя

Битком набито всякой чепухой.

Кто для него хороший? Кто плохой?

Мстит за себя, себе невольно мстя.

Ты Поле вечной страшной битвы, Русь!

Зло вырывает душу у добра.

А без души — мы черная дыра,

А без других я тоже не спасусь.

И вопию, взываю и пою,

Глаголю об одном: где наш Собор?

Из-за спины удар... И за глаза укор...

Кто слышит глас? Кто видит скорбь мою?


Галина Шереметьева

Откровенно

Я никого учить не собираюсь,

Я просто откровенно говорю

О том, как я сегодня понимаю

Гражданскую ответственность свою

За всё, что происходит с нами рядом,

За то, что, где и как мы говорим,

И мне за это ничего не надо.

Жаль, что имеем, сами не храним.

За будущее мы в ответе с вами!

Но боль мою не выразить словами…

 

Нам не хватает русской старины…

Нам не хватает русской старины,

Особых чувств надежды и покоя.

Мы все забыли, что это такое,

Когда единым духом все полны.

Пустые взгляды, путаная речь,

Неуважение к истинным святыням.

Порою кажется, что мир – пустыня,

Не обойти, ее не пересечь.

У всех свои заботы и дела,

И не всегда мы общностью сильны.

Но ведь Россия – то на всех одна!

Как не хватает русской старины!

 

Родина

Как часто мы не замечаем,

Что все, что окружает нас,

Мы Родиной не называем,

Стесняясь величавых фраз.

А ты талантами богата,

Своей историей, судьбой,

И то, что мы храним так свято,

Все это связано с тобой.

И жизнь, и радости, и горе.

Всегда мы делим пополам.

Мы все в твоей всесильной воле,

Ты дорога как детям нам.

Ты наша гордость, наше счастье,

Наш дом, родные и друзья,

И ясный полдень и ненастье,

Нам без тебя никак нельзя.

Ты наша Истина и Вера,

Мы все поклонники твои.

И выше я не знаю меры,

Твоей отеческой любви!

 

 Русь!

Славянская восторженная Русь!

Ты к вечности стремишься куполами,

И дочерьми твоими и сынами

Я как тобой, особенно горжусь!

Их не найдёшь в коттеджах и дворцах,

Ведь здесь в чести совсем другая ценность.

В России есть иная драгоценность:

- Особая возвышенность в глазах,

Проникновенность, лёгкость и покой,

Которые сквозят в любом движеньи,

Открытая душа и восхищенье,

- Да в детстве я сама была такой.

Взгляните на детей, в лице  них

Доверие всему большому миру!

Не поклоняйтесь ложному кумиру,

Ищите истину в себе самих!

 

Мы – русские!

Нам тяжело везде, где нет России,

Мы русские от веку – навсегда!

И где б вы эмигранта не спросили:

«Вы русский?» – он ответит сразу: «Да!»

 

Ведь для него Россия – это кожа,

Надежный щит от зноя и дождя;

Язык, которым восхищаться можно,

А вот забыть его никак нельзя!

 

Мы – россияне, русские, родные,

Нам этих чувств утратить не дано!

Для нас святыни древние – святые,

Мы все должны быть с вами заодно!

 

Мы не богаты, разве что душою,

Но нам своей земле не изменить,

Мы с ней навеки связаны судьбою

И будем до конца ее любить!

 

И это не простые отговорки,

Таков наш смысл и сущность такова!

Мы верим, что закончатся «разборки»,

Ведь Родина у нас на всех одна!

 

Очнитесь, наконец, мужи!

Пора чиновников унять,

А некоторых просто снять!

Их штат – бездельников орда,

Снуют без дел туда - сюда.

 

К ним запросто не подойти,

Концов – подавно не найти.

Зато особый интерес

К тем, у кого знакомства есть.

 

А если ты «ничей» на грех –

Ты не интересуешь всех!

Пора достоинство свое

Стирать, как грязное белье!

 

Очнитесь, наконец, мужи,

Вы так стране своей нужны!

 

 

Борис Пастернак

 
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

 

1956

 

Виктор Пастухов

 
испытание

Накануне

Ещё страна величием дышала.

Ещё грозила мощью арсенала,

укрытая за ядерным щитом.

Ещё не разуверились мы в том,

что дети будут жить при коммунизме.

Ещё не убедились мы в цинизме

посмертно замещаемых вождей.

И длинная петля очередей

ещё не захлестнула наши шеи.

И стройки, разорённые позднее,

ещё рвались в заявленный размах.

Но скрытое брожение в умах

тревогой прорастало всё кучнее.

 

Уже в Европу натовскую нефть

лилась по трубам донорским из недр

за доллары. Но допинг заграничный

не делал ни резвее, ни ритмичней

больную экономику страны.

А капитал с противной стороны,

приоткрывая «занавес железный»,

уже испёк тот самый вожделенный,

нам только обещаемый пирог

товарно-бытового изобилья.

И наш идейный враг (Ну, не обидно ль!?)

в любой момент своим отрезать мог

от пирога заслуженный кусок

на зависть нам, равняя сказку с былью.

Всё громче и зазывнее о том

их «голоса» вещали разнобойно

и становилось как-то неспокойно

в социализме нашем развитом.

 

И дело было даже не в еде,

не в грядках на соседском огороде,

а в том, что вера в истинность идей

при немощи и глупости вождей

истаяла в обманутом народе.

Всё шло, как будто, прежним чередом

под лозунги и бодрые призывы,

но изменились цели и мотивы

стоящих над инертным большинством.

И на местах уже почти открыто

торгово-аппаратная элита

устраивала личный коммунизм,

в котором безнаказанно и сыто

она росла без норм и дефицита,

лишь крохи со стола роняя вниз.

 

Ожидание

 
А время словно замерло в Кремле.

Мы ждали просветления во мгле

речей и нестыкуемой цифири.

И многим знать хотелось, почему

сбоила сильно, судя по всему,

система, справедливейшая в мире.

И почему теперь его сыны

всё больше – летуны и несуны,

всё чаще – шаркуны и ренегаты?

А сорняки на поле пропаганды

не потому ли стали так сочны,

на краски и на запахи богаты,

что по другую сторону стены

не только в силе Англия и Штаты***,

но даже зачинатели войны,

что нашим кулаком сокрушены?

 

Вопросы повторялись, как рефрен.

И он пришёл – глашатай перемен.

Он зна́ком был особенным отмечен.

Казалось нам – пророка и предтечи

того, кто укрепит союзный дух.

И мягкие отеческие речи

о том, что наше счастье недалече,

ласкали обостряющийся слух…

 

Когда бы знать, когда бы знать нам только,

что эти «перлы» –   «гласность», «перестройка»,

и наш неосмотрительный восторг –

разбойной смуты бархатный порог.

Наверно, мы бы этого «пророка»

прогнали или заперли в острог.

 

Когда бы знать, что вынесет та смута

на самый верх другого словоблуда.

И затрещат натянутые швы

от крайних территорий до Москвы.

И будет панцирь нации распаян

в тщеславии правителей окраин

при тряске, учинённой с головы.

 

 
Иеромонах Роман

***

Блажен, кто, наполняясь тишиной
И внемля ей благоговейным слухом,
В обыденном постигнет мир иной —
Дыханье созидающего Духа.

 

В любой букашке и любом листе,
В мерцанье звезд и на земле унылой,
Куда ни глянь — повсюду и везде
Таится Оживляющая Сила.

 

Царю Небесный, Душе Всеблагий!
Тобой живится всякое творенье!
Пошли, да не похвалятся враги,
Лицу России Воду Обновленья.

 

***

А кто есть Личность? Думается, тот,
Кто с глубиною собственною дружит,
Кто до себя однажды донырнёт.
И не спешит выныривать наружу.

А на глуби́нах — чудо-жемчуга́,
Кораллы, рыбы — о́ку удивленье.
Блажен, кто оставляет берега,
Чтоб погрузиться в нерукотворенье.
 
Не полагай, что главное — нырнуть:
Нырянье не прогулка в чистом поле,
Одно Страданье знает верный путь,
И потому нет Личности без боли.

 

<26 октября 2005>,

Николай Гумилев

Ангел боли

Праведны пути твои, царица,
По которым ты ведёшь меня,
Только сердце бьётся, словно птица,
Страшно мне от синего огня.

С той поры, как я ещё ребёнком,
Стоя в церкви, сладко трепетал
Перед профилем девичьим, тонким,
Пел псалмы, молился и мечтал,

И до сей поры, когда во храме
Всемогущей памяти моей
Светят освящёнными свечами
Столько губ манящих и очей,

Не знавал я ни такого гнёта,
Ни такого сладкого огня,
Словно обо мне ты знаешь что-то,
Что навек сокрыто от меня.

Ты пришла ко мне, как ангел боли,
В блеске необорной красоты,
Ты дала неволю слаще воли,
Смертной скорбью истомила… ты

Рассказала о своей печали,
Подарила белую сирень,
И зато стихи мои звучали,
Пели о тебе и ночь и день.

Пусть же сердце бьётся, словно птица,
Пусть уж смерть ко мне нисходит… Ах,
Сохрани меня, моя царица,
В ослепительных таких цепях.

 

август 1917 — весна 1918

 

Белла Ахмадулина

ПО УЛИЦЕ МОЕЙ КОТОРЫЙ ГОД...

По улице моей который год

звучат шаги - мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден.

 

Запущены моих друзей дела,

нет в их домах ни музыки, ни пенья,

и лишь, как прежде, девочки Дега

голубенькие оправляют перья.

 

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх

вас, беззащитных, среди этой ночи.

К предательству таинственная страсть,

друзья мои, туманит ваши очи.

 

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям бесполезным.

 

Так призови меня и награди!

Твой баловень, обласканный тобою,

утешусь, прислонясь к твоей груди,

умоюсь твоей стужей голубою.

 

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,

на том конце замедленного жеста

найти листву, и поднести к лицу,

и ощутить сиротство, как блаженство.

 

Даруй мне тишь твоих библиотек,

твоих концертов строгие мотивы,

и - мудрая - я позабуду тех,

кто умерли или доселе живы.

 

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам,

объявит свои детские секреты.

 

И вот тогда - из слез, из темноты,

из бедного невежества былого

друзей моих прекрасные черты

появятся и растворятся снова.

                                                     1959

 

В оглавление ТРМ №17