История прокремлевских молодежных движений 2000-х

«Мотивация была и распилочная, и политическая»*

Олег Кашин

Как возникли молодежные движения 2000-х?

Главной точкой в истории молодежных движений, и про-, и антикремлевских, я бы назвал не 2000 год, а 2004-й или 2005-й, когда на Украине случился первый Майдан, одной из движущих сил которого была организация «Пора». Это вдохновило критиков Путина и сторонников Путина, и они начали предпринимать попытки создать нечто похожее. До этого были экспериментальные попытки: в 2001 году появились «Идущие вместе», появилось «Молодежное единство», ставшее впоследствии «Молодой гвардией».

Еще со времен комсомола у любой партии должно быть молодежное движение. И «ЛДПР», и «КПРФ», и «Яблоко», все партии, существовавшие тогда, пытались вот просто создавать свое молодежное движение, чтобы было. Украина показала, чем это может быть, поэтому началось оживление и на антикремлевском, и на прокремлевском фланге. И здесь, я думаю, оппозиционерам не повезло: не хватило ни ума, ни таланта, ни денег, потому что из всех молодежных оппозиционных движений, о которых я тогда писал, самым, наверное, заметным было движение «Оборона», выросшее из молодежных «Яблока» и «СПС», но было еще очень много движений по мелочи, они никакой погоды не сделали, разве что какие-то карьерные перспективы обеспечили нескольким политикам, включая Илью Яшина и в каком-то смысле даже Алексея Навального. А у власти это, наоборот, стало такой индустрией, потому что ее ресурс, и денежный, и организационный, в общем, неисчерпаем, по нашим меркам. Но важно, что, по большому счету, Майдан 2004 года стал точкой рождения «Наших», «Молодой гвардии» и так далее.

Не думаю, что у Кремля тогда был страх относительно цветной революции, но была уже нервозность. Все-таки начало нулевых по сравнению с нашим временем — это времена, когда люди были, наверное, более вменяемые и более спокойные, поэтому панического страха не было.

Действительно, Кремль начал экспериментировать со своей молодежью, а оппозиция со своими скудными ресурсами пыталась даже не экспериментировать — я тоже много об этом писал вполне иронически, — а обезьянничать: «Ага, на Украине и в Грузии у молодых людей из этих движений футболка со сжатым кулаком. Давайте мы тоже будем делать эти футболки со сжатым кулаком, просто потому что так надо, так положено». И это действительно было комично, и это, как мы, собственно, уже понимаем спустя 10–11 лет, ни к чему не привело. Но, по крайней мере, действительно какие-то молодые политики, хоть и в единичных случаях, оттуда выросли. Наверное, это тоже неплохо.

Зачем создавались прокремлевские молодежные движения?

Я склонен соглашаться с тем, что в основе любого политического решения в путинской России, которая, в общем, такая монетоцентричная страна, лежит такой банальный, как у нас принято говорить, распил. И я, опять же, помню, как какие-то люди на уровне губернаторов или вице-губернаторов были вынуждены спонсировать такие движения в обмен на не то что удержание у власти, а удержание на свободе, потому что за каждым чиновником, тем более в регионах, находится шлейф историй, которые можно конвертировать в уголовное дело, и, собственно, это такой достаточный стимул для того, чтобы чиновники проявляли лоялизм в самых его крайних формах.

            Главным символом нулевых был «золотой доллар», который как-то распределяют между собой всевозможные государственные служащие. Поэтому мотивация распилочная была, но была мотивация все-таки, я думаю, и политическая, потому что потребность в недопущении возникновения молодежной массовой прослойки, недовольной властью, тоже была.

Многие помнят встречу Суркова с рок-музыкантами, тоже в тот период начала 2005 года. Меня поразила ситуация, когда один из участников этой встречи, продюсер нескольких известных российских рок-групп, пригласил меня в свой полученный после этой встречи особняк на Таганке и объяснял, о чем была эта встреча. Сурков не требовал, чтобы музыканты играли за Путина или агитировали за Путина. Условие было ровно одно: чтобы они не были против Путина, и за это они получали и недвижимость, и какой-то бесконечный банковский счет, лишь бы они не были против.

Важной, наверное, точкой в истории прокремлевских молодежных движений я бы назвал на тот момент частную инициативу братьев Якеменко, когда они создали движение, которое поначалу называлось «Идущие вместе с президентом», или «Идущие вместе с Путиным». Это был день рождения Путина, по-моему, в 2000 году, они собрались на Васильевском спуске, такая гигантская толпа в майках с его портретом. И я думаю, это была публичная оферта, предложение Кремлю: «Вот мы так умеем. Воспользуйтесь нашими услугами».

Как государство контролировало радикальную молодежь?

Действительно, и полиция, и ее экстремистский центр, Центр «Э», и ФСБ всегда заигрывали с ультраправыми, а ультраправые — и не ультра-, а просто правые, поскольку время у нас такое, что невозможен легальный и респектабельный национализм, власть его просто исключает при выстраивании всей конфигурации в политике. У нас не может быть фракции националистов в политике, не может быть респектабельных националистических СМИ. И люди, придерживающиеся этих взглядов, вынуждены искать себя, где получится.

В итоге, загоняя национализм в какое-то непубличное, нереспектабельное, маргинальное пространство, власть сама провоцирует и ультранасилие, которое выражается очень часто даже в убийствах, и маргинализацию, которая приводит к тому, что российский политический спектр, причем не только провластный, а любой антивластный — мы это наблюдали во время Болотной, — просто перекошен, в нем нет публичного, всеми признаваемого правого фланга. Я думаю, это такая важная политическая проблема, которая во многом обеспечивает стабильность путинского режима.

Какие результаты дала кремлевская молодежная политика?

Кремлевская молодежная политика нулевых годов во многом была выставкой фейков в том смысле, что те стотысячные демонстрации, которые мы наблюдали, состояли из абсолютно немотивированных в политическом смысле подмосковных школьников и студентов, которые, в общем, не имели никакого отношения к этим движениям, и никакими лоялистами не были. Но при этом ядро этих движений, людей, которые не состояли в них как активисты, а работали в них, получая зарплату, сегодня мы видим востребованным в абсолютно разных, не только политических сферах. Там, не знаю, какой-то маркетинг в интернете, какие-то модные стартапы, не только, между прочим, в России. В этой среде действительно очень много людей, воспитанных «Селигером», и я действительно считаю, что это и могло быть реальной целью кремлевской молодежной политики нулевых годов. Чтобы как-то избивать оппозиционеров, не нужно тратить большие деньги, не нужно придумывать «Селигер», не нужно делать слишком много той избыточной работы, которая была проделана. И, я думаю, на самом деле в 2017 году людям, которые начинали движение «Наши», сейчас, допустим, лет 30 плюс-минус. А когда им будет по 50, окажется, что у нас половина Государственной Думы воспитана «Селигером», да и половина просто лидеров общественного мнения тоже — это все либо нашисты, либо околонашисты. И вопрос будет: кто победил? Да они же и победили, на самом деле.

И в этом смысле вот мы традиционно спорим, кто из главных писателей нулевых главнее — Сорокин или Пелевин. Я бы парадоксальным образом назвал Акунина с его книгой «Азазель». Якименко и Сурков реально воспитали очень-очень многих буквально таких сироток, которые сегодня всюду: и в СМИ, и в бизнесе, и в политике. И как раз здесь неважно, каким флагом машет человек, — важно, что он при этом чувствует. И здесь как раз, я думаю, и есть главное достижение «Наших».