Не будет излишней смелостью утверждать, что с конца ХХ в. нации заявили о себе как о главных субъектах политической деятельности. Большинство опасных и кровавых конфликтов в изменяющемся мире с этого времени приобрели ярко выраженную национальную окраску. Слово «национализм» стало одним из самых употребляемых в политических текстах. И в полном соответствии с запутанной современной терминологической ситуацией в области политологии и политики оно приобрело, по крайней мере, в нашей стране, сугубо негативный оттенок. На уровне обыденного политического сознания, даже на уровне профессионального политического языка (!) национализм сплошь и рядом смешивают с шовинизмом, расизмом, геноцидом, фашизмом.

Между тем, уже сами традиции русского литературного языка не позволяют наделять слово «национализм» предосудительным смыслом, поскольку слово «нация», производным от которого является «национализм», - ценностно нейтрально, не несёт в себе никакого отталкивающего оттенка.

В западной политологии национализм никогда не относили к антиценностям, преимущественно, понимая под ним культурно-политическую солидарность внутри общностей, именуемых нациями. Да и в советском идеологическом пространстве националистическим идеологиям не отказывали в их возможности служить прогрессивному развитию человечества, особенно в 1950-е – 1960-е гг., когда освободительные движения против колониальной зависимости во множестве стран широко использовали националистические лозунги и программы.

Действительно, ведь национализм в самом широком смысле – это стремление к консолидации нации во имя достойных ответов на исторические вызовы, решения важнейших социально-политических внутринациональных проблем; это гордость за национальную историю, почитание национальных святынь и героев; это идентификация себя в качестве члена вполне определённой нации, связывание своих перспектив и перспектив своих детей именно со своей нацией. В случае выхода в практическую плоскость национализм принимает форму патриотизма как напряжённо деятельностного выражения верности своей нации, будь то во время войн с внешним врагом или в процессе материального или культурного национального строительства, возрождения.

Идеология национализма противостоит космополитизму, обрекающему человека на творческое бесплодие, поскольку, только впитав в себя свою национальную культуру, можно подняться до понимания непреходящих, трансцендентальных ценностей, стать интересным для всего человечества. Пушкин потому явился вселенским гением, что в концентрированном виде выразил именно русскую культуру. А то, что в его крови присутствовали разные составляющие, вплоть до  африканской, не имеет никакого значения, ибо национализм основывается не на крови, а на культурной почве. То же самое можно сказать и об «англичанах из англичан» – Шекспире и Байроне.

Подлинный национализм ни в коем случае не принижает статуса других наций и, тем более, не относится к ним с презрением. Напротив, он уважает другие национальные культуры, интересуется ими и всегда открыт для их благотворных (но не деструктивных) влияний на нацию, интересы которой он выражает. Если же имеет место противоположная ситуация, то это уже не национализм, а шовинизм. Такой подход позволяет пресечь запрещённое формальной логикой, но широко распространённоё сегодня удвоение термина по отношению к указанным понятиям. Когда же шовинизм переходит на новую ступень: осуществляется физическое уничтожение инородцев, такая ситуация описывается в политической науке термином геноцид.

Национализм коренным образом отличатся от расизма, и совершенно не верно представлять последний, как это иногда делается, в  виде «гипертрофированного» или «очень сильного» национализма. Указанное заблуждение – следствие той путаницы, которую внесла «расовая теория», господствовавшая в Германии времён гитлеризма.

Появление такого феномена как, расизм, обусловлено новейшими биологическими и антропологическими открытиями XIX в. Возникновение понятия «расы» как наднационального и надэтнического субстрата привело к возникновению целого ряда  мифологизированных теорий, самой известной из которых стал так называемый «арийский миф».

В 1859 г. вышло в свет главное произведение английского естествоиспытателя Ч. Дарвина «О происхождении видов через естественный отбор или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь». Дарвин воспринимал отбор как процесс приспособления индивидуумов к окружающей среде, при котором борьбу за существование выдерживает более сильное существо. Используя эту теорию, «социал-дарвинисты» призывали возвести отбор сильнейших и отбраковывание слабых в закон для государства и общества. Эти представления органично вошли в формирующуюся расовую теорию.

Появившаяся в 1855 г. книга французского дипломата графа Ж.А. де Гобино «О неравенстве человеческих рас» была первой попыткой объяснить прежние мировые события с расовой точки зрения, одними только законами расы и крови. Гобино истолковывал различие рас в смысле их различной ценности, он противопоставил низших, способных лишь на рабство и подчинение, высшим, избранным для власти. В каталоге расовой ценности Гобино ариец и германец занимают высшие места, в конце стоят негры, индейцы и евреи, затем следуют непосредственно звери. Таким образом, результаты открытий антропологии послужили для расистов «доказательством» превосходства белой расы над населением неевропейской части Земли.

У Гобино было много последователей по всей Европе, но в наиболее концентрированном виде расовая социальная (антисоциальная) теория обнаруживается в идеологии гитлеровского нацизма, впитавшей в себя всю европейскую антологию ксенофобии и расизма и сделавшей Третий рейх единственным (!) в мировой истории государством, где расовая доктрина была возведена в степень официальной государственной идеологии. Следует отметить, что в отличие от достаточно примитивных расовых доктрин организации Ку-клукс-клан, противостоящего ей «чёрного расизма» и т.д., расовая доктрина Розенберга – Гитлера носит весьма экзальтированный характер. Апеллируя к сверхчувственным силам, она игнорирует рационалистическую логику построения.

Нацисты постоянно использовали слова «раса», «народ», «нация». У них эти понятия переплетаются и часто оказываются взаимозаменяемыми, но синонимами при этом не являются. «Раса» в нацистской идеологии, безусловно, доминирует над «нацией». Это не значит, что «германская нация» в рамках расселения этнических немцев имела для национал-социалистов небольшую ценность, наоборот, её значение представлялось им особенно важным – но в первую очередь не столько, как «нация в себе», а в качестве основного ядра той великой мифической общности, которая получила название «нордической или арийской расы». Нацистский расизм характеризует эсхатологическое восприятие мира и будущего: арийская раса должна либо победить, либо умереть.

Таким образом, ни расизм гобиновского типа,  ни высокопарная расистская риторика немецких нацистов не имеют ничего общего с идеологией национализма. Это видно уже из сравнения основных категорий, которыми оперируют национализм и нацистский расизм. У первого – это нация, государство, культура, язык, история; у второго – раса, кровь, природа, борьба.

Точно также неправомерным выглядит отождествление национализма с фашизмом. Их смешение выступает следствием эмоционального восприятия слова «фашизм» подавляющим большинством, употребляющих его, отсутствием сведений о возникновении, теоретическом и практическом развитии этого социально-политического феномена в 1910-х – 1940-х гг.

Первоначально термин «фашизм» возник в начале ХХ в. как название одного из направлений в искусстве, программа которого заключалась в возрождении героического пафоса античного мира в противовес буржуазному, "торгашескому" менталитету. Впервые применённый Б.Муссолини к политической сфере жизни общества, этот термин стал обозначать особую политическую идеологию и практику, некий третий путь политического развития между консерватизмом и либерализмом (правящими идеологиями), с одной стороны, и марксизмом (большевизмом, коммунизмом) - с другой. Причём вплоть до развязывания Гитлером Второй мировой войны понятие «фашизм» не носило однозначно негативной окраски и рассматривалось мировым академическим сообществом в качестве одной из конкурирующих в мире идеологий. Так,  "Майн  кампф" Гитлера была издана во Франции всего за шесть лет до немецкой оккупации этой страны.

В первой половине ХХ в. фашизм получил широкое распространение в Европе. Политические режимы фашистского толка были установлены в Португалии (А.Салазар), Венгрии (М.Хорти), Латвии (К.Ульманис). Существенную роль в политической истории своих стран сыграло профашистское правительство «Виши» во главе с маршалом А.Петеном во Франции, а также "железная гвардия" К. Кодряну в Румынии. Однако классическими примерами торжества фашистской идеологии считаются Италия, Германия и Испания.

История итальянского фашизма начинается с 1919 г., когда была издана программа итальянских боевых отрядов. В 1921 г. образуется Национал-фашистская партия (НФП), и к власти в стране приходит Муссолини. Аутентичными источниками идеологии итальянского фашизма выступают "Итальянская энциклопедия", а также работы Дж. Джентиле.

Программа Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП) публикуется в 1920-м г. В 1921-м Гитлер  становится председателем партии. Помимо "Майн Кампф", важную с идеологической точки зрения роль играли "Комментарии" к программе" Г. Федера (1927 г.), "Миф ХХ века" В. Розенберга, "Пруссачество и социализм" О. Шпенглера, "Третий рейх" А. ван ден Брука.

Позднее всего фашистская идеология сформировалась в Испании: программа Испанской фаланги («26 пунктов Фаланги») была опубликована в 1934 г. (тогда её лидером был Х.А. Примо де Ривера) и заново принята в 1937 г. во время гражданской войны, начавшейся в 1936 г. после прихода к власти Народного фонта. Наиболее важный источник - книга В. Маркотте "Национал-синдикалистская Испания".

Фашизм заимствовал многие положения из других наиболее влиятельных мировых идеологий. Однако он, несомненно, обладал и своим особым качеством. Но выявить это качество – чрезвычайно сложно, поскольку политические идеологии стран и движений, причислявших себя (или причисленных извне) к фашизму, рознятся между собой кардинальным образом.

Однако нельзя не признать, что термины «нация» и «национализм» являются центральными во всех профашистских концепциях, но трактуются весьма различными способами.

Язык фашизма – экзотичен, иррационален, мистичен, словом, тяжёл для исследовательского анализа. Например, Б. Муссолини высказывался в 1922 г. о нации так: «Мы создаём миф; наш миф – это нация»^[1] (яснее не скажешь – В.Г. и С.Щ.). Или идеолог расизма А. Розенберг о расе: «Раса – это подобие души, весь расовый материал – это ценность сам по себе безотносительно к бескровным ценностям, которые не замечают полноты природы, и безотносительно к поклонникам материи, которые видят события только во времени и пространстве, не познав эти события как величайшую и последнюю из всех тайн»^[2]. В фашизме нет привычных для научного слуха толкований нации и национализма. Нация понимается  и как «высший синтез» материальных и духовных ценностей расы, и как «высшая реальность» страны, которой безоговорочно подчиняются все интересы личности, группы, класса, как «единство судьбы во всеобщности». Нация вечна и неделима.

Однако встречаются и вполне внятные суждения. Так фашисты едины в том, что всякий сепаратизм является преступлением перед нацией. Роднит их и эмоциональность в стремлении к пробуждению национальных чувств, обязательно подогреваемых ссылками на великое прошлое ныне пришедших в упадок наций. В Италии - на Древний Рим и Рисорджименто (понимаемого и как итальянское Возрождение, ранее всех начавшееся в средневековой Европе, и как период борьбы за объединение Италии в ХIХ в.). В Испании - на её мировое первенство в ХVI в. и исполняемую ей длительное время миссию католической духовной твердыни. В Германии - на эпоху Карла Великого, рыцарские ордена, неукротимый германский дух.

Следует особенно подчеркнуть, что в трёх главных фашистских странах (Италия, Испания и Германия) существовали серьёзные расхождения в понимании принципа национализма, границ его содержания и практической применимости, которые определялись особенностями каждой из них. В Германии национальную идеологию и практику определял культ крови. Гитлер был категоричен: «Один вопрос среди всех прочих имеет фундаментальное значение – сохранение расы в социальном организме. Лишь в крови коренится сила или слабость человека»^[3].

Основатель же испанской Фаланги Х.А. Примо де Ривера думал совершенно иначе: «Мы не националисты, ибо национализм – это индивидуализм народов… Мы суть испанцы, а это  одно из немногих серьёзных дел, какие есть на свете»^[4] - утверждал он 17 ноября 1935 г. на заседании Национального совета Фаланги. Действительно, фалангисты предпочитали термину "национализм" другой термин – «испанизм», поскольку в Испании всегда присутствовала опасность взрыва сепаратизма каталонцев и в особенности басков. В этой связи фалангисты  отрицают лозунг государственной этнооднородности, не заостряют внимание на связи нации с общностью происхождения и крови. Они даже позволяли себе недвусмысленно перечить германским нацистам. Фалангист Эдилья заявлял: «Языческому культу отчизны, расы и силы, который встречается в известных зарубежных движениях^[5], схожих с нашим, мы предпочли духовное кредо, соответствующее нашей традиции»^[6]

Итальянские фашисты также предпочитали говорить не о представителях тех или иных наций и народностей многонациональной страны, а о гражданах государства, связанных воедино в «фашио» - пучок прутьев, который невозможно переломить в отличие от каждого прутика в отдельности. Кроме того, в Италии вводится понятие "пролетарской нации", ограбленной богатыми "буржуазными нациями", не имеющей по сравнению с ними значительных колониальных владений, не получившей никаких выгод от победы в Первой мировой войне. Этим фашисты оправдывали любые формы борьбы за восстановление исторической справедливости.

Для всех трёх рассматриваемых фашистских идеологий характерно стремление построить (восстановить) империи, мировые по своему значению. Имперское мышление объяснялось идеологами фашизма наличием определённых исторических  миссий у представляемых ими  наций. Германия – единственная фашистская страна, в имперской идеологии которой решающее значение придаётся опять-таки чистоте крови. Империя нацистов – это сплочение всех немцев в Великую Германию, допускающее любые методы (аннексия Судет, Силезии, Прибалтики), вплоть до геноцида «низших» народов, а  несколько позже - расширение «жизненного пространства» за счёт прежде всего славянских территорий. В Италии и Испании имперскость понимается гораздо шире, претендует на культурологический характер. Итальянские фашисты, стремятся вернуть себе миссию выступать «бастионом латинской цивилизации» в Средиземноморье. Испанские фалангисты видят смысл своей империи в «духовном вождизме испанского мира», раскинувшемуся по всему свету со времён великих географических открытий и первых колонизаций. Разумеется, эти принципы далеки от русского имперского принципа «братства». Но они далеки и от германского принципа крови.

Таким образом, только в Германии (!) проблематика, относящаяся к сфере межнациональных отношений, заковывалась в идеологические рамки  шовинизма, расизма. Геноцида. Нацисты требовали сохранения чистоты немецкой крови, оправдывали превосходством арийской расы территориальную экспансию и ограничение прав «паразитирующих» рас. В этих целях идеология нацизма приняла расовую «теорию» А. Розенберга, построившего иерархию народов мира с точки зрения их полноценности и значимости для истории. Занимавшие низшую ступень этой иерархии цыгане подлежали полному уничтожению.  Указанной "теорией" оправдывались и методы "окончательного решения еврейского вопроса". В этих же целях использовался тезис о том, что именно евреи придумали на погибель немцев сначала либерализм, а потом марксизм. Между тем подлинные глубинные причины "холокоста" лежат не в "теоретической плоскости". Уничтожая и изгоняя евреев из страны, Гитлер выполнял социальный заказ приведшей его к власти немецкой олигархии, которая в качестве платы потребовала положить конец влиянию в Германии своего главного экономического конкурента - мирового финансового капитала.

И всё-таки выявление места и особенностей понятия «национализм» в ряду других этнополитических категорий не решают полностью задачи его адекватной идентификации. Проблема современного национализма остаётся одной из труднейших в современной политологии. У исследователей, далёких от «уличного» восприятия национализма, существуют существенные расхождения методологического плана. Остановимся на трёх основных подходах к решению проблемы.

Первый, весьма популярный подход называют конструктивистским. Представители этого направления в политической науке рассматривают нацию как современную социальную идею, которая воплотилась в жизнь, т.е., с одной стороны, как продукт мысли, а с другой - как реальное сообщество, которое на основе идеи создано в современном мире. В таких теориях национализм является политической силой, а нация – политическим союзом, но реальность их под сомнение не ставится. Таким образом «не нации создают национализм, а национализм – нации» (Э. Геллнер). Иногда конструктивистские теории называют теориями нациестроительства, потому что этот подход уделяет много внимания конструированию нации как процессу, в котором принимают участие элита и государство.

Сторонники конструктивистского подхода в отличие от сторонников других подходов рассматривают потребность в национальной идее как функциональную необходимость общества в современных условиях, вызванных стремлением народов к высокоразвитой культуре, поставленной под контроль и защиту государства. Признавая эвристическую значимость такого подхода, следует, однако, указать, что определение национализма через стремление защитить культуру и духовное единство нации (этноса) недостаточно  отчётливо характеризует его исходную детерминанту. Между тем, в действительности национализм выражает специфическое взаимодействие между нациями – такое, при котором запросы одной нации по воспроизводству и укреплению своих культурных традиций и ценностей принимают форму экспансии, настойчивого навязывания их другой нации (этносу), воспринимаясь поэтому последней как ущемление её этнокультурных устремлений, требующих в этой связи защиты.

В рамках данного подхода нация иногда предстаёт как «воображаемая общность» (Б. Андерсен). В данном подходе понятие «нация» видится как социальный конструкт и как воображаемый коллектив, члены которого лично не знают друг друга и не взаимодействуют, но, тем не менее, рассматривают себя как единую общность с общими характером, надеждами и судьбой. Рождается данная общность в результате «печатного капитализма», т.е. с распространением массовой печати и книжного дела, через которые транслируется идея нации, и эта воображаемая общность становится реальностью по мере того, как массы обретают веру в идею и в то, что её составляет. Национализм в указанном случае представляется своего рода «механизмом реконцептуализации» политической общности, которая до этого могла определяться как империя, колониальная администрация или племенное образование.

Второй подход в западной политологии относительно идеи нации можно охарактеризовать как натуралистический, или  примордиалистский. В отличие от конструктивистской концепции он рассматривает нацию как данность. Если конструктивисты в той или иной мере отрицают чувственную природу национализма и считают его результатом разумного обдумывания, преследования своих интересов, осознания объективной необходимости принадлежности к большому сообществу, то примордиалисты в корне не согласны с этим утверждением и связывают термин «национализм» с понятием этничности, под которым понимается весь комплекс культурных и физических свойств, присущих населению. Помимо всего прочего, этот подход нацелен на изучение истории, традиций, этнической культуры.

Третий подход – инструменталистский – относится к национализму чисто как к идеологии. Согласно этому подходу, нация – лишь инструмент в борьбе политических сил. В инструменталистской интерпретации нация – это идея, которую используют различные группы в своих собственных интересах. В концепциях представителей этого направления национализм не является самостоятельным явлением, а всего лишь инструментом в руках недобросовестных политических лидеров. Проявления инструменталистского подхода можно обнаружить и в работах современных российских исследователей, причём с высокой степенью уверенности можно утверждать, что такие взгляды формируются не в последнюю очередь за счёт наблюдения за процессами, которые происходили и происходят на территории постсоветского пространства. Имеется в виду взрыв национализма, который произошёл в той или иной мере практически во всех бывших советских республиках. Анализируя эти процессы, имеющие во многом рукотворный характер, некоторые исследователи приходят к выводу об инструменталистской сущности национализма вообще.

Все три подхода страдают известной односторонностью, напирая на субъективную, объективную или инструментальную составляющие национализма. Они большей частью существуют в своём единстве. Однако важно различать «этнический национализм», имеющий иррационально-традиционную форму и спонтанное выражение, и «гражданский национализм», являющийся мощным идеологическим оружием в руках государства. Причём отсюда вовсе не следует, что подобное разделение отрицает взаимосвязь и взаимодействие обоих видов национализма, что, безусловно, затрудняет его восприятие и изучение. Государство может использовать «этнический национализм» масс, а он, в свою очередь, может непосредственно или косвенно повлиять на конкретную политику тех или иных политических сил.

Безусловно, следует принять факт существования наций как объективной реальности. Но поскольку мы уже приняли тезис о двояком понимании понятия «нация», то именно гражданскую нацию необходимо признать в качестве социально-исторической реальности, а этническую – как реальность по большей части психологическую, трудноопределимую, практически виртуальную, но, без всякого сомнения, оказывающую серьёзнейшее влияние на современное положение дел в мире. Ведь даже с точки зрения антропологии, практически невозможно выделить существенные признаки, отличающие одну нацию от другой (здесь не имеются в виду расовые отличия). Говоря об особенностях какой-либо нации, мы имеем виду в первую очередь не этнические признаки, а культурные – язык, традиции, религию и т.д.

Сегодня почти общепринятой среди исследователей считается точка зрения, согласно которой нации (а, следовательно, и национализм) появляются лишь с возникновением капитализма или индустриального общества. Миф об извечности существования наций давно развеян. Средневековое общество было слишком эклектично и даже хаотично выстроено по современным меркам. Культурное единство порой ограничивалось рамками крестьянской общины, а о какой-либо общности, даже языковой, с представителями господствующего класса, т.е. феодальными сеньорами, часто и говорить не приходилось.

Возьмём в качестве примера средневековую Англию. Во время великого переселения народов с V в. после рождения Христа на Британские острова происходят массовые миграции германских племён англов, саксов, данов, ютов и др. Кельтское население (бритты) вытеснялось в труднодоступные горные районы на западе и севере Британии, в Ирландию. Позднее разрозненные англосаксонские королевства стали мишенью для экспансии датчан и норвежцев. На востоке Англии в IX – X вв. существовала целая область так называемого «датского права», куда активно переселялись датчане, а в XI в. датский конунг Канут правил всей Англией. Наконец, в 1066 г. Англию завоёвывает нормандский герцог Вильгельм, в армии которого можно было найти рыцарей со всей Европы. Все они после завоевания получили земли англосаксонской знати. Спрашивается, к какой нации принадлежало население Британских островов после 1066 г.?

Процесс «нациотворения» происходил весьма сложно. Достаточно сказать, что ко времени начала открытой (чаще всего, вооружённой) борьбы со «старым режимом» буржуазия прочно встала во главе того движения, которое добивалось практического создания национального государства. Окончательная победа буржуазии и капиталистического способа производства стала и победой нации, а буржуазная идеология («официальный национализм») превратилась в идеологию национального государства. Государство взяло под свою опеку культуру, образование, язык – словом, всё то, что составляло принципиальное отличие одной нации от другой и что стало для национального государства более важной сферой, нежели монополия на законное применение силы.

Так начала зарождаться разновидность националистической идеологии, получившей впоследствии название «государства – нации», которая до сих пор занимает определенное место в идеологическом пространстве. Согласно этой концепции в идеале каждая нация должна получить своё государство, поскольку национальные конфликты и войны возникают  в двух случаях: когда на территории государства проживают несколько наций, или, когда одна нация разделена государственной границей (границами). Такая ситуация провоцирует либо отделение какой-то нации от многонационального государства, либо начинается борьба за воссоединение разделённой нации.

В ХХ в. эта концепция актуализировалась трижды.

Во-первых, после Первой мировой войны с прекращением существования трёх европейских империй – Австро-Венгерской, Германской и Российской – появляется целый ряд новых государств, и формулируется «вильсоновская» (по фамилии американского президента 1913-1921 гг. Вудро Вильсона) программа раздела мира, вытекающая из концепции «государство – нация». Попытки её реализации, однако, не оправдали ожиданий. Нации, уже давно боровшиеся за собственное государство ничего не получили (курды, евреи). Напротив, желание австрийцев войти в состав Германии не было удовлетворено.  Из новообразовавшихся государств наиболее близкими к идеалу «государства – нации» в Европе оказались Эстония (87,6 % эстонцев) и Литва (80,1 % литовцев). Ставшая самостоятельной Польша насчитывала в своём составе менее 70% поляков, 15 % украинцев, около 4 % немцев и русских. Более того, возникли новые полинациональные государства - Югославия и Чехословакия.

Вторая волна пика популярности идеологии государства – нации пришлась на период крушение мировой колониальной системы. Она заложила ряд бомб замедленного действия для освободившихся народов. Так, если посмотреть на карту Африки, то нетрудно заметить, что границы государств имеют сугубо искусственные очертания, они проведены, словно по линейке. В результате возникла ситуация, которую как раз и стремились всегда избежать сторонники государств-наций: в рамках одного государства оказались враждебные друг другу племена, а ряд больших племён стали проживать по разные стороны границ африканских стран. Произвольное установление границ было не случайным. Представители бывших доминионов были заинтересованы в национальной нестабильности чёрного континента, что предвещало им повод для вмешательства в африканские дела, сохраняло возможность влияния и контроля над бывшими своими колониями (неоколониализм). То же самое можно сказать и о включении в границы Индии мусульманского анклава (Джама и Кашмир), что породило до сих пор не затухающий международный религиозный очаг напряжённости.

Третий этап актуализации идеологии «государство-нация» пришёлся на конец 80-х – начало 90-ж гг. прошлого века. Сопровождаясь невиданными с конца Второй мировой войны человеческими жертвами в Европе, он принёс неисчислимые страдания нациям распавшихся СССР и Югославии: резкий спад экономики, ощутимое понижение жизненного уровня, бездомность и сиротство, зачастую голод и эпидемии.

Всё это говорит об утопичности и опасности для современного мира теории государства-нации.  Филологи насчитываю на Земле тысячи языков. Разумеется, создание такого количества государств и невозможно, и бессмысленно. Сепаратистские тенденции сегодня чрезвычайно опасны, а нация вполне может чувствовать себя комфортно в рамках культурной автономии, предоставляемой ей многонациональным государством. Во всяком случае, русские никогда не принимали концепцию государства-нации.

Русь / Россия изначально возникла как многонациональное государство, как империя «братства». Такой она пока и остаётся, хотя, следуя  документам ООН, РФ надо причислять к мононациональным странам (более 80 % русских). Но, во-первых, РФ  - не Русь или Россия, а во-вторых, наша страна перестанет существовать, потеряв свой многонациональный, имперский статус.

В оглавление ТРМ №7

---