«РУССКИЙ ВОПРОС» В ИСТОРИИ ХХ ВЕКА

И НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ

 

         Решение «русского вопроса» во многом способствовало бы укреплению российской государственности, оздоровлению всей сферы межнациональных отношений в стране. Этот вопрос, понимаемый как совокупность задач по реализации жизненных интересов развития русского народа, его отношений с государством, с другими народами, решающим образом определяет действенность государственной национальной политики, прочность федеративного устройства страны.

Осмысление исторического пути русского народа через драматический ХХ век приводит к убеждению, что коренная причина разрушения Российской Империи в 1917 г. и Советского Союза в 1991 г. заключается в отчуждении между государством и русским народом, в равнодушии наиболее многочисленного народа к судьбе «империи», утрачивающей способность к выражению и защите его национальных интересов и ценностей. Советская национальная политика, как и национальная политика царского самодержавия, по-настоящему не состоялась, потому что объектом и субъектом этой политики не стала русская нация. Русский народ в массе своей не рассматривал страну как свое национальное государство, поэтому не стал защищать ее от распада ни в 1917, ни в 1991 г.

Тезис известного генерала, секретаря Совета безопасности РФ А. И. Лебедя о том, что «Россия начинает осознавать себя не как космополитическая (интернационалистическая) империя, а как национальное государство»[1], и в наши дни остается скорее мечтой о будущем, чем констатацией факта.

Глубокое противоречие между русской нацией и государством в нынешней Российской Федерации сохраняется. И если не понять, что политика должна быть направлена прежде всего на возрождение культуры и традиций, самосознания, патриотизма русского народа (79,8% населения страны, вместе с украинцами и белорусами – 82,4%)[2], то на успех в решении национального вопроса и упрочение России как многоэтничного государства рассчитывать не придется. Конечно, это не значит, что решение возможно за счет интересов нерусских народов. Это всего лишь подчеркивает насущную необходимость поиска более совершенных государственных форм, позволяющих органично соединить в единой многоэтничной стране национальное и наднациональное, особенное и общее.

Россия, унаследовавшая советскую форму национально-государственного устройства, оказалась единственным на постсоветском пространстве государством, в котором не обозначен (де-юре или де-факто) государствообразующий народ.

В этой связи представляется неприемлемыми как национал-нигилистские призывы, продолжающие звучать в названиях статьи и книги В. А. Тишкова «Забыть о нации» (1998), «Реквием по этносу» (2003), так и отказ от обсуждения проблем укрепления объективно существующей российской общности людей – трансформирующейся части былой общности «советский народ».

Вряд ли будут иметь успех и установки Р. Г. Абдулатипова, умудряющегося, судя по его недавно изданной книге[3] и по привычке бывшего заведующего сектором Отдела национальных отношений ЦК КПСС, видеть причину наших межнациональных неурядиц в «уклонах» от интернационалистской линии в национальной политике и бичевать всякого за расходящиеся с этой линией подходы к пониманию и решению национального вопроса в современных условиях.

По представлениям этого автора – надо было всего лишь четче вести названную линию в прошлом, при социализме, оставаться интернационалистами ныне (в условиях господства частной собственности и капиталистического рынка). По существу – ограничиваться в национальной политике призывами «давайте жить дружно», не уклоняться к национал-сепаратизму, а пуще всего – не допускать великорусского национализма. При этом русскому народу – оставаться «опорой российской государственности», энергичнее заботиться о выравнивании уровней развития национальностей в РФ, не ущемлять нацменьшинства.

Было время, когда Р. Г. Абдулатипов совершенно справедливо писал: «Могу заверить: издать книгу о русской нации еще недавно было просто невозможно... “Русская” тема была запретной, хотя аналогичные материалы, касающиеся жизни других народов, публиковались регулярно. Чисто этнологические и этнокультурные работы, посвященные русским, время от времени выходили, но на фундаментальные труды по социологии и политологии русской нации было наложено табу. Любое проявление этнического самосознания русских почему-то пугало, сразу раздавались истошные вопли о русском шовинизме»[4].

Но, странное дело, стоило появиться книге, в которой более или менее обстоятельно рассматриваются реальные проблемы истории и современного положения русского народа, Р. Г. Абдулатипов первым исполнил громкие критические рулады и сурово порекомендовал «своему другу В. Ю. Зорину и его соавторам в достаточно фундаментальной книге “Русский народ в национальной политике ХХ в.”[5] не впадать в своих оценках в начале XXI в. в болото национал-шовинизма начала ХХ в., анализируя может быть не всегда благополучную политическую историю России, а заняться изучением этнонационального самосознания, этнонационального самочувствия и этнонациональных устремлений русского и других народов нашей страны в современных условиях»[6].

Иначе говоря, бывший функционер ЦК и министр национальной политики при Б. Н. Ельцине и в наши дни предпочел бы по существу игнорировать важнейший вопрос, сводя его к необходимости русскому народу поддерживать некое бодрое «национальное самочувствие» без изменения реального положения и роли в государстве и обществе. Согласно разработанной с участием Р. Г. Абдулатипова «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации», «межнациональные отношения в стране во многом будут определяться национальным самочувствием русского народа, являющегося опорой российской государственности»[7]. Это «самочувствие», а не русский вопрос и предлагается изучать, хотя, как шутят на этот счет некоторые знатоки российской повседневности, и без исследований понятно, что самочувствие у народа по утрам «после вчерашнего» не всегда удовлетворительно. Однако ситуация с национальным вопросом в стране и с русским вопросом в частности на современном этапе перехода от социализма к капитализму очень далека от шуток и вряд ли ее можно решить по рецептам советских времен.

Напомним, что в марксистской традиции именно с зарождением капитализма связывалась экспансия национальной идеи, образование и развитие и наций и национализма. При развитом капитализме прослеживалась новая тенденция – к ломке национальных перегородок, к исчезновению национальной обособленности, к стиранию национальных различий, к созданию «интернационального единства капитала». Переход общества к социализму предполагал окончательное преодоление национальных различий. Ф. Энгельс в «Проекте Коммунистического символа веры» писал: «Национальные черты народов, объединяющихся на основе принципа общности, именно в результате этого объединения неизбежно будут смешиваться и таким образом исчезнут... вследствие уничтожения их основы – частной собственности». «Целью социализма, – полагал В. И. Ленин, – является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их». Учителя марксизма были убеждены, что «даже естественно возникшие родовые различия, как, например, расовые... могут и должны быть устранены историческим развитием».

В советское время наиболее последовательными преемниками идей Маркса–Энгельса–Ленина в национальном вопросе считали себя троцкисты. Они расценили выдвинутый И. В. Сталиным в декабре 1924 г. тезис о возможности построения социализма в одной стране как националистическую измену делу мировой революции, а тезис об «усилении и развитии целого ряда живых и развивающихся наций» (май 1925 г.), получивший позднее, в марте 1929 г., более четкое выражение («период победы социализма в одной стране не дает условий, необходимых для слияния наций и национальных языков... наоборот, этот период создает благоприятную обстановку для возрождения и расцвета наций») – как проявление национализма. Сам Л. Д. Троцкий полагал, что «разрешить национальный вопрос можно только обеспечив за всеми нациями возможность ничем не стесненного приобщения к мировой культуре – на том языке, который данная нация считает своим родным языком»[8].

Попытки отстоять левацко-интернационалистское понимание решения национального вопроса выразилось в известных усилиях по дискредитации романа А. Н. Толстого «Петр Первый». Выход романа в свет означал определенный поворот в отношении к дореволюционному прошлому России после утверждения у власти И. В. Сталина, одобрявшего главную идею романа. Историк Г. С. Фридлянд находил роман неприемлемым из-за гипертрофии идеи государственности, возведенной в принцип, «который мы, ведущие борьбу за отмирание государства и на путях к этому отмиранию укрепляющие государство пролетарской диктатуры, принять не можем»[9]. Троцкист В. А. Ваганян обосновывал неприемлемость самого жанра исторического романа. «Если национальное прошлое, – рассуждал он, – для нас не является объектом идеализации, если национальное расщеплено на классовое – исторического романа, конечно, в прежнем смысле слова нет и не может быть». Национальная идея как таковая, по В. А. Ваганяну, это «агрессивная идея буржуазии». Соответственно, исторический роман – «проявление стремительной агрессии национальной идеи к захвату сознания наишироких масс». Исторические романы решали простую задачу – они утверждали, что «моя страна есть лучшая страна в мире, мой народ – лучший народ в мире и моя история – лучшая история в мире». Поскольку идеализация национального прошлого советскому обществу не нужна, то и исторические романы не нужны. Полезными могут быть лишь «романы на исторические темы», которые, по троцкистской логике, должны были воспитывать неприятие этого прошлого[10].

Национальная политика большевиков после победы над троцкистами была лишена подобных левацких крайностей, но в целом она тоже вдохновлялась нациофобской марксистско-ленинской футурологией. По независимым от большевиков причинам (революция случилась не мировая, а в одной стране) их национальная политика обрела заметное своеобразие: замедленный темп продвижения к конечной цели, расчлененность движения на четыре исторических этапа. Первым из них считался переходный период к социализму в рамках СССР, вторым – переходный период к социализму в условиях всемирной диктатуры пролетариата. Два последующих этапа виделись в условиях победившего мирового социализма. Первый из них представлялся временем складывания единого мирового социалистического хозяйства, в ходе которого возникнут «несколько зональных экономических центров для отдельных групп наций с отдельным общим языком для каждой группы наций, только впоследствии (на втором этапе периода всемирной диктатуры пролетариата. – А. В.) эти центры объединятся в один общий мировой центр социалистического хозяйства с одним общим для всех наций языком»[11]. В случае с Советским Союзом отчетливо просматривается переходный период от капитализма к социализму в рамках одной страны и складывание зонального экономического центра для отдельной группы наций в той же стране.

В наиболее общем виде диалектика национального вопроса представлена И. В. Сталиным в июне 1930 г. в политическом отчете ЦК XVI съезду партии: «Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком в период победы социализма во всем мире. Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, – в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре»[12]. Таким образом, сталинские теоретические новшества второй половины 20-х гг. представляли собой самую большую (после признания возможности использования федерализма в устройстве российского социалистического государства) уступку «националам». Вместе с тем появлялись замечательные теоретические основания для изображения троцкистов «великодержавными шовинистами», врагами национальной культуры и национальных языков.

Государственная национальная политика, осуществлявшаяся при И. В. Сталине, исходила из того, что «уничтожение национального гнета привело к национальному возрождению ранее угнетенных наций нашей страны», к возникновению новых социалистических наций «на развалинах старых наций». Партия обязывалась «помочь возрожденным нациям... встать на ноги во весь рост, оживить и развить свою национальную культуру, развернуть школы, театры и другие культурные учреждения на родном языке, национализировать, т. е. сделать национальными по составу, партийный, профсоюзный, кооперативный, государственный, хозяйственный аппараты, выращивать свои национальные партийные и советские кадры»[13]. Это означало, что «партия поддерживает и будет поддерживать развитие и расцвет национальных культур» и «берет это дело под свою защиту и покровительство против всех и всяких антиленинских элементов»[14]. Такая политика, на благо социалистических наций и на горе во множестве обнаруженных «антиленинских элементов», проводилась в стране все 20–50-е годы.

Проведенные в СССР во второй половине 1940-х гг. кампании против «низкопоклонства» и «космополитизма», несмотря на определенные издержки, сыграли положительную роль, способствовали укреплению русского национального патриотизма и самосознания. Истинной причиной кампаний был не пресловутый антисемитизм Сталина, а прямая связь идеологии космополитизма с проектами создания «мирового правительства» под руководством США[15]. Надпись Сталина на странице проекта новой Программы партии: «Теория “космополитизма” и образования Соед[иненных] Штатов Европы с единым пр[авительст]вом. “Мировое правительство”»[16], обозначившая связь теории космополитизма и сверхгосударства, объясняет главную причину открытия в СССР кампании по борьбе с космополитами. Последствия были значимы не только для СССР, но и для всего мира. «После войны, – пишет А. Елисеев, – Сталин проявил необычайную твердость, отказавшись превратить ООН в мировое правительство, хотя на Западе были к этому готовы. Он отверг план Маршалла и прекратил вывоз сырья из СССР, что позволило ему в краткие сроки возродить разрушенную страну. Им была начата кампания по распространению национального патриотизма в коммунистическом движении. Вот характерный отрывок из его выступления на XIX съезде: “Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их “превыше всего”. Теперь не осталось и следа от “национального принципа”. Теперь буржуазия продаёт права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять[17]”. По сути, в то время, Сталин спас мир от глобализма. Если бы не его “упёртость”, нежелание идти на “конвергенцию” и “перестройку”, то Штаты и их приспешники установили бы это самое мировое правительство еще в 40-х.

С принятием в СССР новой Программы КПСС (1961 г.) открывается новый этапа в развитии национальных отношений в стране. Его особенности виделись в достижении «полного единства» наций. Национальную политику, призванную регулировать национальные отношения на новом этапе, партия, как и прежде, обязывалась проводить «на основе ленинской национальной политики», не допуская «ни игнорирования, ни раздувания национальных особенностей». Важнейшая цель политики виделась – в обеспечении фактического равенства наций, народностей, с полным учетом их интересов и особым вниманием к районам страны, которые нуждаются в более быстром развитии. Растущие в процессе коммунистического строительства блага было обещано «справедливо распределять среди всех наций и народностей». В докладе о Программе КПСС Н. С. Хрущев объявил на XXII съезде КПСС, что результаты интеграционных процессов в национальной сфере уже привели к тому, что «в СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие черты, – советский народ».

Представления о советском народе как новой исторической общности обосновывались задолго до XXII съезда. В 1935–1936 гг. такую точку зрения развивал Н. И. Бухарин, в 1944 г. она излагалась в выступлении М. В. Нечкиной на совещании по вопросам истории в ЦК ВКП(б), в первые послевоенные годы находила отражение в работах А. М. Панкратовой и Е. А. Дунаевой, с 1951 г. активно разрабатывались И. Е. Кравцевым, пропагандировалась в трудах Н. И. Матюшкина, М. Д. Каммари.

Вынашивая двадцатилетний план развернутого коммунистического строительства в СССР, Н. С. Хрущев весной 1959 г. выступил с заявлением о том, что по мере реализации планов коммунистического строительства «успешнее будет идти процесс слияния народов в единую коммунистическую семью». При этом имелись в виду не только народы СССР, но и всех стран социалистического содружества. По убеждению руководителя КПСС они не могли замыкаться в своих границах и опираться только на свои силы. «Если бы это было так, – говорил он, – мы были бы не коммунистами-интернационалистами, а стали бы национал-социалистами»[18]. Это заявление, созвучное троцкистским увлечениям хрущевской молодости, имело большой резонанс, способствовало оживлению леворадикальных взглядов и появлению представлений о советском народе как новом национальном образовании. Ученые стали наперебой утверждать, что «стратегическая линия рабочего класса и его партии... направлена на слияние всех наций, на преодоление национальных перегородок и различий»[19]; в будущем коммунистическом обществе «все население Советского Союза будет представлять единую коммунистическую нацию»[20]; на пути к этому «молодые и родственные нации, видимо раньше, чем старые и неродственные... начнут сливаться в единую нацию»[21]. Известный государственный и политический деятель А.А. Андреев провозгласил со страниц главного теоретического партийного журнала: в СССР «выковывается единая социалистическая нация»[22].

Главный партийный идеолог того периода М.А. Суслов предложил узаконить представления о советском народе как новой нации в программном партийном документе. В проект третьей программы КПСС им было включено положение о том, что «в СССР происходит слияние наций и их языков, образование одной нации с одним языком, с единой общей культурой». Однако эта точка зрения не получила единодушной поддержки в Президиуме ЦК КПСС. О. Ю. Куусинен, Н. А. Мухитдинов находили такие утверждения недостаточно обоснованными и политически нецелесообразными. Их аргументация убедила Н. С. Хрущева. Из проекта исчезли формулы «отмирание государства», «слияние наций». Не было включено в нее и положение о советском народе как новой общности. Хрущев ограничился высказыванием о ней в докладе о Программе партии. Это значило, что тезису о новой общности не было придано концептуально-методологического значения, освященного авторитетом высшей партийной инстанции. Столкновения мнений по этому вопросу продолжались и после съезда.

Отставка Н. С. Хрущева с руководящего поста повлекла за собой пересмотр многих теоретических новаций, появившихся в обществоведении при его правлении. Однако положение о новой исторической общности было сохранено и получило дальнейшее развитие. В доклад ЦК партии XXIII съезду КПСС была включена уточненная формулировка о советском народе. Говорилось, что «укрепление дружбы и единства многонационального советского народа» было, есть и будет важнейшей задачей партии. Заявление исключало возможность отождествления «новой общности» и «полного единства наций» с новой коммунистической нацией, якобы выковывающейся из традиционных этнических групп и заменяющей их. Впоследствии «новая общность» стала конституционно закрепленным признаком «эпохи развитого социализма»[23]. Таким образом, здоровый консерватизм в очередной раз одержал верх над «болезнью левизны» не только в представлениях о степени зрелости социализма в СССР, но и в теоретическом обосновании курса государственной национальной политики.

Несмотря на привлекательность и действенность многих программных партийных установок и констатаций, национальная политика КПСС, рожденная революцией 1917 г., имела явный родовой коммунистический вывих. Долгое время ее отличали поначалу нескрываемые, потом плохо скрываемые национальный нигилизм и русофобия. Последняя питалась официальным отнесением русского народа в марте 1919 г., во второй программе партии, в разряд «тех наций, которые являлись нациями угнетающими» и обязанными в силу этого проявлять «особую осторожность и особое внимание к пережиткам национальных чувств у трудящихся масс наций угнетенных или неполноправных». В соответствии с ленинским завещанием, русский народ обязан был соблюдать не только формальное равенство наций, но и такое неравенство, «которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически»[24]. Иначе говоря, быть вечным должником всех российских народов, якобы ранее ограбленных, неразвитых и малых исключительно по вине русского народа.

«Русской партии внутри КПСС» (партийные функционеры, стремившиеся в своей деятельности учитывать реальные, а не ложно понимаемые «коммунистические» интересы русского народа, ратующие за сохранение и развитие его национальной культуры и традиций) не удалось изменить в свою пользу соотношение сил в противоборстве с «последовательными интернационалистами» и блюстителями «ленинских заветов», которые особенно полюбились отдельным представителям многочисленных малых и прежде неравноправных народов.

На протяжении всего советского периода отечественной истории (пожалуй, за исключением периода Великой Отечественной войны) партийное руководство больше всего страшилось русского национализма, полагая, что он является непреодолимым препятствием для осуществления коммунистического эксперимента в стране. На современном этапе интернационалистско-русофобские идеи, скрещиваясь с космополитическим нигилизмом в отношении отечеств и наций, неожиданно обретают новые силы и вдохновляют определенную либерально-космополитическую часть российского общества в устремлениях поскорее изжить «совковое прошлое» и войти в «мировую цивилизацию».

К нашим дням становится все более очевидным, что всякие попытки, опираясь на эти идеи, продвинуться вперед в разрешении национального вопроса и усовершенствовать российский федерализм, при игнорировании национальных интересов и кричащих проблем развития русского народа (например, демографических), обречены на неудачу. Общегосударственные и частнонациональные интересы русского и всякого другого народа России могут быть более надежно, чем ныне, защищены в государстве, построенном как на началах федерации, так и на базе автономии. Дело за выбором между несколькими тщательно проработанными моделями, лишенными явных недостатков нынешнего национально-государственного устройства РФ.

Россия может быть устроена как единое национальное Российское (Русское) государство с национально-территориальными автономиями на территориях с долей коренного населения свыше 50% и с культурно-национальной автономией для других проживающих здесь же национальных групп. Однако наибольшую внутреннюю устойчивость и единство государство обрело бы при развитии и реализации идеи образования созданных Указом Президента РФ от 13 мая 2000 г. федеральных округов с системой культурно-национальной автономии для всех национальностей как внутри этих округов, так и в общероссийском масштабе.

Система культурно-национальной автономии могла бы выступить формой самоорганизации всех больших и малых российских народов, эффективным механизмом выявления и реализации их национальных интересов. В качестве реальной альтернативы фактически оставшейся от прошлого иерархической системе национально-территориальных образований культурно-национальные автономии позволили бы создать действенный механизм устранения межнациональной напряженности и ослабления межнациональных противоречий.

Ключевую роль в новой системе могли бы играть Национальные Советы. «У каждого народа... должен быть свой национальный Совет, управляющий делами соответствующих народов применительно к быту и особенностям последних»[25]. Утверждалось это 17 ноября 1920 г. на съезде народов Терской области применительно к Северному Кавказу. Но ничто не говорит о неприемлемости этого положения в настоящее время и в отношении всех народов России. Самоуправляющиеся и избираемые Национальные Советы стали бы эффективными властными структурами, решающими собственно национальные – культурные, образовательные, религиозно-этнические задачи. В рамках же единой российской государственной общности по такому же принципу мог быть избран Совет Национальностей РФ, вырабатывающий и координирующий в системе Федерального Собрания РФ все вопросы межнационального взаимодействия в стране.

Условием действенности диалога народов между собой и с государством является предварительная фиксация принадлежности жителей страны к определенному Национальному Союзу (собственному народу, этнонации). В этом случае у каждой нации появлялась бы реальная возможность избирать собственные представительные органы (Национальные Советы), правомочные выражать и отстаивать национальные интересы в отношениях с другими народами и при решении общегосударственных вопросов.

В такой модернизации российского федерализма мог бы найти свое решение «русский вопрос». Русская идея – это не только осознание русскими людьми своей идентичности и общего пути, но также обязанность строить гуманное и справедливое общество. Аналогичная идея есть (должна быть) у каждого из российских народов. Известно, что в отличие от национальных интересов (того, что каждый народ желает для себя) национальная идея представляет более универсальную систему ценностей. Это то, что полагается существенным и важным не только для своего народа, но и для всех. Интеграционной Русская идея может стать, если будет приемлемой для всех российских народов. Ее смысл – в осознании необходимости отыскания народами России новой формулы российской государственности, способов совместного преодоления кризиса, выживания, взаимообогащения, достойного сосуществования в единой государственной общности и в рамках единой гражданской (политической) нации.

Выступая на рабочей встрече по вопросам межнациональных и межконфессиональных отношений в феврале 2004 г. в г. Чебоксары, Президент РФ В.В. Путин говорил: «Еще в советские времена говорили о единой общности – советском народе. И были под этим определенные основания. Полагаю, что сегодня мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации»[26]. Памятуя о полной драматизма истории становления «единой российской нации», представляется особенно важным исключить возможность национал-нигилистского толкования этой общности, как это случилось, например, при выборе наименования большевистской партии. «Партия, – писал ее создатель, – чтобы уничтожить всякую мысль о ее национальном характере, дала себе наименование не русской, а российской»[27].

В качестве первых шагов к цивилизованному решению национального вопроса в Российской Федерации следовало бы придать законную форму (включить соответствующие положения в государственную концепцию национальной политики, в лексикон руководителей страны, в разрабатываемые законы об основах межнациональных отношений, о русском народе и др.) ряду положений, которые могли бы составить идейное основание государственной национальной политики.

1) Официально осудить и отказаться от национального нигилизма и космополитизма, проявляющихся ныне в предложениях предать забвению традиционное понимание нации, этноса, в запрете указания национальности в паспортах, в необязательности фиксации национальности при переписях населения.

2) Признать благотворность национализма и патриотизма в их однозначно трактуемых цивилизованных формах: патриот это тот, кто любит свою Родину и отстаивает ее интересы; националист – тот, кто любит свою нацию и отстаивает ее интересы. Отделить эти понятия от шовинизма и фашизма, порой сознательно смешиваемых в либеральном сознании и СМИ. Шовинист – тот, кто утверждает интересы своей родины и нации за счет других народов и их государств. Фашист – тот, кто не только утверждает интересы своей нации за счет других народов, но призывает к их подчинению (порабощению) и искоренению. Национальный патриотизм в его изначальном, неиспоганенном троцкистами и космополитами смысле должен почитаться наравне с великими словами Гражданин, Патриот России. Эти понятия могут противопоставлять только злонамеренные люди. В этой связи стоило бы напомнить о коренном изменении в понимании национализма, к которому пришел И. В. Сталин в мае 1941 г., накануне Великой Отечественной войны: «Нужно развивать, – призывал он, – идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом... Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага»[28]. Устаревшим в этом сталинском положении является жесткая связь интернационализма с пролетариатом, отрицанием частной собственности. Спасительная роль русского национального патриотизма в Великой Отечественной войне общеизвестна.

3) Соответствующим образом организовать нации, их представительные органы, что позволило бы рассматривать народы как субъекты права. Созданные в этих целях Национальные Советы позволили бы не только внести полную ясность в перечень и численность национальностей, проживающих в России, но также выявлять, представлять и защищать их интересы как в отношениях между народами (в межнациональных отношениях), так и в отношении народов с государством.

4) При формировании органов государственной власти (представительной, исполнительной, местной) руководствоваться демократическим принципом национально-пропорционального представительства. Установить, что отклонение от этого принципа в большую сторону не может быть более чем в 1,2 раза от доли конкретной национальности в населении страны, в конкретном регионе. Предельный коэффициент объективно обусловлен. При такой перепредставленности самого многочисленного русского народа во властных структурах (шире – в любой социально значимой организации, страте) представителям других народов в этих структурах не оставалось бы места. Другие национальности также могли бы принять этот коэффициент как определенный, вполне соответствующий принципу равноправия и социальной справедливости моральный и правовой ограничитель. Перепредставленность (засилье) одних означает недопредставленность (ограничение возможностей) других и, как правило, воспринимается в многонациональной структуре негативно. Игнорирование необходимости соблюдения определенных пропорций в органах государственной власти, в «номенклатуре», в высших слоях интеллигенции приводило и приводит к попыткам «узаконить» приниженную роль русского народа в государстве. Например, на обложке внушительной по объему книги (чтобы можно было усвоить главную мысль, даже не раскрывая ее) в укор русским напечатано: «Евреи вынуждены были в России стать диссидентами, революционерами, олигархами, а теперь вот и государственниками, потому что русские продолжают от этого воздерживаться. Им, кажется, гораздо больше нравится наблюдать за тем, как в очередной раз оплошают государственники. Иногда кажется, что на Россию не махнули рукой только евреи – все копошатся, все чего-то им надо, и это заставляет думать, что коренным населением России являются именно они»[29].

5) Официально узаконить, что русский народ является государствообразующим народом РФ. Это означало бы, что Российская Федерация является не только государством многонационального российского народа (российской политической нации), но и русским национальным государством. В этом случае «Российская Федерация» выступала бы синонимом названия «Русское государство». Все российские народы имели бы ясное представление о принципах организации общегосударственных учреждений; русский народ официально выступал бы гарантом свободы культурно-национального развития всех проживающих в России народов на основе равноправия, социальной и национальной справедливости. Отпадали бы всякие опасения лозунга «Россия для русских», в котором, по данным социологических опросов, не видят ничего предосудительного 60% россиян и среди них более 85% русских[30]. Цифры означают, что россияне воспринимают этот лозунг с позиции здравого смысла: «Россия для русских в такой же мере, как и для всех россиян», а вовсе не как «Россия только для русских» или «Россия только для национальных меньшинств или мигрантов».

Окончательно освободившись от национального нигилизма и русофобии, россиянам (в первую очередь власть предержащим), действительно пора, как призывают наши наиболее вдумчивые сограждане, осознать, что «Россия может быть только государством русского народа или ее не будет вовсе»[31].