Элита
элите - Рознь
Термин “элита” ведет свое происхождение от латинского eligere - выбирать. Непосредственно он взят из французского elite - лучший, отборный, избранный. Начиная с ХVII века купцы обозначали этим словом товары наивысшего качества. В XVIII веке его применение расширилось, он начинает употребляться для наименования отборных воинских частей, а затем и высшей знати. Понятие стали использовать также в семеноводстве для обозначения лучших семян, разведения новых пород скота и т.д.
В ХХ веке понятие “элита” прочно вошло в социологические и политологические словари. Вошло, несмотря на многочисленные возражения учёных самых различных направлений - от сторонников либерально- демократической ориентации до марксистов.
Термин ввел в широкий научный оборот итальянский социолог В. Парето в самом начале ХХ века для обозначения высшей страты (слоя) в любой системе социальной стратификации. В первые три десятилетия ХХ века он получает признание в европейской социологии, а с 30-х годов - после издания в США работ В. Парето и его соплеменника Г. Моски - в американской социологии, где главным его пропагандистом выступил профессор Йельского университета Г. Лассуэлл.
В современной социологии исследуются различные типы элит, в том числе культурная, военная, религиозная и т.д., но если говорится об элите без употребления того или иного прилагательного, имеется в виду, как правило политическая элита.
Но
споры по
поводу правомерности этого термина до сих пор не утихают.
Деление общества на элиту и массу
многие выводят из неравенства индивидуальных способностей людей.
Индивиды,
обладающие наибольшим богатством, влиянием, наивысшим статусом,
составляют
элиту. К ней Парето относит, прежде всего, политическую,
коммерческую, военную, религиозную верхушку. Как видим, это
предельно
широкая трактовка элиты. Но мы встречаем у него и чисто
политологический подход
к элите, как высшему слою, играющему определяющую роль в политике. В
свою
очередь, этот слой разделяется на правящую и не правящую элиты[1].
Сторонники более узкого определения относят к элите только высший эшелон государственной власти, сторонники более широкого - всю иерархию управленцев, выделяя высшее звено, принимающее решения, значимые для отдельных регионов, отдельных сфер социальной жизни, наконец, разветвленный бюрократический аппарат. Появился и термин “суперэлита” или высшая элита в системе элит[2]. По отношению к низшим структурным уровням предлагается термин “субэлиты”, региональные и местные элиты.
В самой политической элите следует различать правящую элиту и оппозиционную (если это - системная оппозиция, борющаяся за власть в рамках данной политической системы) и контрэлиту, имеющую целью изменение всей политической системы.
Как мы убедились, подходы социологов и политологов разных направлений и ориентацией отличаются большой пестротой. Но если попытаться сгруппировать все эти различные определения, то выявятся два главных подхода к данной проблеме - функциональный и ценностной. Ценностной подход подразумевает, что власть имущие являются таковыми потому, что обладают определенными (превосходящими) качествами над другими людьми и способны управлять ими.
Сторонники второго подхода подчеркивают исключительную важность управления для общества. Отсюда вытекает исключительность роли людей, выполняющих эту функцию. В обоих случаях дело сводится к апологетике элиты.
Существенные
пороки этих схем подверглись критике со стороны многих исследователей
политических элит. Английский ученый У. Рансимен, например, довольно
обоснованно пишет: “Если правящая элита определяется как совокупность
лучших
правителей, подобно тому, как элита шахматистов - это лучшие игроки, то
объявить, что элита должна состоять из лучших правителей - не
более чем
тавтология. Если, с другой стороны, элита
включает тех, кому удалось занять правящие позиции, то заявлять, что
они
управляют потому, что обладают соответствующими качествами, было бы
явной неправдой”[3].
В
самом деле, на
вопрос, кто обладает властью в обществе, элитарист функциональной
ориентации
обычно отвечает: тот, кто имеет власть, главным образом потому, что
возглавляет
определенные институты власти. А ведь подлинная проблема в том, чтобы
объяснить, почему определенная элитная группа овладела властными
позициями. Можно
по-разному относиться к марксизму, но как раз в этом отношении он
достаточно
четко сформулировал проблему, попытавшись выявить, как
экономически господствующий класс, владеющий средствами
производства, оказывается и политически господствующим классом, то есть
классом, осуществляющим политическую власть.
Из
многочисленных критериев для выделения элиты функционалисты
подчеркивают
альтиметрический: элитная группа является таковой потому, что
располагается -
по вертикальному разрезу строения общества - “наверху”. Итак, согласно
альтиметрическому критерию, саркастически замечает Дж. Сартори,
предполагается,
что кто наверху, тот и властвует, - предположение, основывающееся на
том мудром
доводе, что власть возносит наверх, а
обладающий властью потому и обладает властью, что находится наверху[4].
Такой подход оказывается весьма уязвимым для критики с позиций тех социологов, которые отдают примат – критерию личных достоинств и заслуг.
Ценностная
интерпретация элиты страдает не меньшими недостатками, чем
функциональная. Её
авторов справедливо упрекают в прекраснодушии, идеализме и полнейшем
отрыве от
жизни. Действительно, на вопрос, кто
правит обществом, элитарист ценностной ориентации может дать ответ:
мудрые,
дальновидные, достойнейшие. Однако любое серьезное эмпирическое
исследование и
повседневная практика опровергают такое допущение. Слишком часто у
власти стоят
жестокие, циничные, коррумпированные, властолюбивые, не брезгующие для
достижения своей цели никакими средствами лица. Но если требования
мудрости,
добродетельности, принципиальности для элиты - норматив, который
начисто
опровергается действительностью, - тогда - пусть нас простят за
каламбур -
какова ценность ценностного подхода?
Стремление
элитаристов представить элиту как людей, превосходящих других по уму,
наделенных определенными талантами или высоко моральными качествами,
легко
оборачиваются открытой апологетикой элиты. Можно
задать сторонникам ценностного подхода вопрос: почему даже в
демократических
странах процент выходцев из имущих классов в составе элит во много раз
превосходит процент выходцев из неимущих или малоимущих? Так, по
данным
социологических исследований, больше половины членов политической элиты
ФРГ -
выходцы из высшего и высшего среднего классов, доля которых в населении
страны
не превышает 7%. Неужели именно среди узкого меньшинства наиболее
состоятельных
людей и следует искать самых достойных, нравственных, мудрых,
способных?
Подобные взгляды близки к мистицизму.
Некоторые сторонники ценностного, “морализаторского” подхода –
вынуждены
различать “хорошую” и “плохую” элиты. Естественно, “морализаторы”
испытывают
определенные неудобства от того, что правящая верхушка даже передовых
демократических стран разительно отличается от рисуемого ими
идеализированного
портрета “благородной элиты”. Недаром в
свое время П. Сорокин и У. Ланден, сами не вполне свободные от
подобного
подхода, сделали однозначный вывод об “аморализме верхов”[5].
Таким
образом,
ценностной подход может вылиться в критику элиты, в выявление её
несоответствия
с нормативом и, таким образом, в программу повышения качества элиты.
Подходы и методы изучения российской
элиты
Из
краткого обзора
споров о понятии элиты можно сделать вывод о том, что как ценностная,
так и
функциональная интерпретации этого понятия несвободны от серьезных
недостатков.
Кто же прав? Ясно, что эклектическое соединение двух подходов
оказывается
нежизнеспособным паллиативом. Но уж если бы пришлось выбирать одну из
приведенных выше концепций, политолог, на наш взгляд, был бы вынужден
предпочесть альтиметрическую модель. Попытаемся это обосновать. Будем
иметь в
виду, прежде всего, многозначность самого термина “элита”, а также то,
что
существуют различные типы элит, причем критерии их выделения также
могут быть
различными. При выделении, например, культурной элиты “работает”
ценностной
критерий.
Иное дело, когда мы вычленяем политическую элиту. Тут мы просто
вынуждены
обращаться к альтиметрическому и функциональному критерию, ибо, если мы
будем и
в этой области руководствоваться ценностным критерием, гэлитология
может
лишиться своего предмета! Ибо, что греха
таить, реальные власть предержащие - это далеко не носители высшей
морали и
других достоинств.
Подход политического социолога отличается от подхода культуролога. Культурологи обычно применяют термин “элита” к выдающимся деятелям культуры, к творцам новых культурных норм. Иногда он выступает как синоним “аристократии духа”. Для политического социолога элита – та часть общества (меньшинство его), которая имеет доступ к инструментам власти, осознает общность своих корпоративных интересов как привилегированной социальной группы и защищает их.
Поэтому суждения о том, что мы целый ряд десятилетий жили без элиты, ибо лучшие люди были уничтожены или томились в концлагерях, находились в эмиграции или “внутренней эмиграции”, - суждения, которые можно часто встречаться в литературе последних лет - это суждения нравственные, справедливые, но не политологические. Раз имел место властный процесс, он осуществлялся определенными институтами, определенными людьми как бы мы их не называли именно в этом - функциональном смысле (а не морализаторском) в СССР имелась своя политическая элита. Моральная оценка её представителей - это другой вопрос, который требует специального рассмотрения.
В принципе необходимо различать в структуре политологии политическую философию и политическую социологию (наряду с другими дисциплинами, такими как политическая психология, политическая история и т.д.). Специфика политической философии заключается не только в том, что она представляет собой наиболее высокий уровень обобщения жизни общества, но и в том, что она делает упор на нормативность политических процессов. Политическая социология в свою очередь описывает и объясняет реальные процессы, которые чаще всего весьма далеки от нормативных. Так, вот, в рамках политической философии, именно поскольку она носит нормативный характер, следовало бы предпочесть ценностной критерий, а в рамках политической социологии главным образом на функциональный критерий.
Завершить исследование политологу не удастся, если он не спустится с высот теории к эмпирическим социологическим исследованием элит. Иначе говоря, нам необходим переход с концептуального на операциональный уровень. А тут нас ждут новые трудности, порой неувязки, противоречия. Неумение усмотреть и чётко различать концептуальный и эмпирический уровни исследования, как и неумение заняться ими в должном порядке, а именно: прежде концептуальным, а затем эмпирическим, - породило “невообразимую путаницу” в литературе об элитах. Составив список лиц, занимающих высшие руководящие должности в стране, элитолог, использующий позиционный подход, может полагать, что политическая элита ему известна, и его задача состоит в том, чтобы описать её характеристики. Но так ли это? Ведь вне этого списка официальных лиц могут оказаться люди, не занимающие официальных политических постов, но весьма влияющие на принятие политических решений. Чтобы избежать этой ошибки, точнее, минимизировать её нужно дополнить метод позиционного анализа элиты другими методами, в частности, статусным и репутационным.
Следует особенно подчеркнуть важность репутационного подхода, в котором весьма информативным оказывается метод экспертных оценок. Кстати, за последние годы российские политологи накопили значительный опыт в этом отношении. Мы имеем в виду, в частности, рейтинги наиболее влиятельных политиков России (по экспертному опросу). Совмещая оба эти списка (официальных политический руководителей и список экспертной оценки наиболее влиятельных политиков), накладывая один на другой, мы можем внести соответствующие коррективы и уменьшить возможность ошибок. Есть и другие методы, позволяющие скорректировать недостатки формального альтиметрическкого подхода. Отработке этих методов российские элитологи стали уделять серьезное внимание.
Лучшая элита - та, которая под
контролем народа
Обобщая
сказанное,
сделаем вывод о том, что для социологии и политологии необходим термин
для
обозначения социальной страты, непосредственно оказывающей влияние на
социально-политический процесс. Говоря о политической элите, мы не
будем,
вопреки коренному значению термина, всерьёз считать, что это
действительно
лучшие, избранные, мудрейшие. Отношения
населения к людям, находящимся на Олимпе власти, должно быть лишено
обывательского пиетета, но не лишено здоровой бдительности. Любая
элита, как
правило, стремится к институционализации своей власти, к её усилению, к
определенной степени закрытости, а часть - к откровенной олигархии.
Лучшая
элита - та, которая находится под пристальным контролем со стороны
народа.
Таким образом, проблема - не в поиске адекватного термина для
обозначения людей,
стоящих у кормила власти, а в том, каковы их квалификация, их мораль,
что
является доминантной в их шкале ценностей - защита и
институционализация своих
привилегий или же интересы народа. Значит, дело не в названии
слоя
управленцев, а в их качестве.
В
заключение
хотелось бы сказать еще об одной проблеме. Известно, что в современной
политической элите России (особенно в связи с парламентскими и
президентскими
выборами) наблюдаются непрерывные склоки, “раздрай”, “слив компромата”,
пользуясь изящными терминами средств массовой информации. Однако
раскол в элите, конфликт в правящем классе - угроза стабильности
общества. Об этом знали еще Платон и Макиавелли. Но, соглашаясь с этим,
Р. Арон
добавлял, что когда правящая элита консолидирована, монолитна - это
представляет
не меньшую опасность для народа, ибо может вести к деспотическому
правлению. И
если раскол и конфликты внутри правящей элиты - угроза стабильности
общества, а
монолитность элиты - угроза народоправию, значит, демократическая
политическая
система должна искать оптимум в отношении “элита - масса”. Можно
согласиться с К. Поппером, который писал, что проблема контроля над
правителями
- центральная проблема демократии, для неё жизненно
важно “проектирование институтов контроля за тем, чтобы плохие
правители не
делали слишком много вреда”[6].
Если
наличие элиты
- необходимость на исторически обозримый период, то тем более необходим
ответ
на вопрос о том, как минимизировать вред, который она может нанести
обществу
но, учитывая при этом, что власть -
необходимое зло, с которым общество вынуждено мириться перед лицом
несравненно большего зла - безвластия,
деструктивного для общества.
Для успешного функционирования и развития демократии нужен ряд условий, таких, как экономическая стабильность, отсутствие социальных потрясений. Но даже при этих условиях для социально-политической системы существует опасность экспансионизма элиты. Поэтому гражданское общество должно принять некоторые профилактические меры для обуздания экспансионизма элиты и тем самым обезопасить себя от превращения её в доминирующую группу в обществе; эти меры - элемент того, что называется демократическими “правилами игры”.
[1]
Pareto V. Mind and Society, N.Y., 1935, v. IV
(p.p. 2027-2031.)
[3]
Runciman W. Social Science & Political Theory.
[5] См: Sorokin P.,